Зима утраченных надежд
Шрифт:
–Петенька, тебе ж повезло!– радостно воскликнула Алла, обнимая своего любимого.– Могло бы значительно хуже!
–Возможно… Я тогда машинально согласился, что-то пробубнив в ответ… Другой бы на моем месте одумался, но только не я!
–Это точно,– сразу согласилась Алла.– Ты упрям.
–Упрям или упорный?
–Сейчас уже не то время,– сказала добродушно Алла.– Сталина уже нет.
–Уже нет, к счастью…– охотно согласился Петр.
– Ой, только ты так
–Я особо ни с кем так откровенно не говорю.
–И партия уже осудила культ личности,– напомнила Алла.
–Осудила, значит, можно об этом культе спокойно говорить или будем продолжать бояться?– не понял Петр.
–Говорить?.. – снисходительно усмехнулась Алла.– Интересный у нас разговор в постели происходит, не находишь?
–А что такое?
–В постели, Петенька! Ночью! Не о любви говорим, а о политике!
–Гм, у нас все связано: любовь, политика, общество.
–Ладно, что было дальше?– полюбопытствовала Алла.
–Потом я стал прятать свой дневник дома в укромном месте.
–Зачем было его вести? Никогда его не вела.
–Потом я вырезал из газеты громадное фото Сталина и проколол ему ножницами глаза.
Алла встревожилась:
–Да ты спятил, Петенька! Тебя бы могли расстрелять!
–Слушай дальше…
–Это ж в каком году было?
–Когда я учился на первом курсе. В 1951 году.
–Ну, рассказывай дальше.
–Еще написал сверху головы Сталина одно неприличное слово.
–Какое же?– спросила с любопытством Алла.
–Гм, а не скажу!
–Ну, скажи!
–Не скажу, я…
–Ну, скажи, скажи!
–Ты не перебивай, а слушай… Как-то раз я случайно положил вырезанный кусок газеты с фото Сталина в свой портфель.
– Ужас! Ну, как можно быть таким неосторожным, Петенька!– упрекнула Петра Алла, слегка хмурясь.
–И тот мой бывший товарищ, который на меня настучал (а я потом с ним поругался
и не разговаривал), снова донес на меня, увидев в моей тетрадке это фото с проколотыми глазами Сталина.
–Ужас! Ты такой смелый, Петенька!– порывисто воскликнула Алла, целуя Петра.
–Потом было бурное собрание с негодующими товарищами в серых костюмах и выпученными от злости глазами.
–Негодующие товарищи были студенты?
–Студенты, кое-кто из преподавателей… Кстати, как ты думаешь, могут ли все быть друг другу товарищами?– неожиданно спросил Петр.
–А при чем тут…
–Я говорил о негодующих товарищах. Ведь не могут быть товарищи негодующими или ненавидящими тебя?
–Ну-у… Не знаю…– протянула Алла.
–Чего ты не знаешь?.. Послушай, отключись от советской пропаганды хоть на миг! Сама подумай!
–Я думаю. Да, товарищи. И что такого?
–Неужели? Тогда, если
–Ну и что?
–Не поняла? Вот ты идешь себе спокойно, думаешь о чем-то, а вдруг какой-то незнакомец фамильярно хлопает тебя по плечу, мол, привет, Аллочка, как дела? А ты его не знаешь, но если все вокруг товарищи, то можно так себя вести, да?
Алла твердо сказала:
–Нет уж, на улице не хочется, чтобы ко мне посторонние
приставали!
–Вот, правильно говоришь!– обрадовался Петр, целуя Аллу.– Правильно!.. Ни на улице, ни еще где. Посторонние не могут быть твоими товарищами или даже друзьями. Нельзя всех вокруг называть товарищами или друзьями! Пойми: товарищ, тем более, друг,– это глубоко личное, что ли, интимное по сравнению с общим. И не могут все-все на земле быть друзьями или товарищами!
–Понятно… Ладно, а что было потом в университете?
–Меня исключили из комсомола, даже хотели исключить из института.
Алла слегка ущипнула Петра за ухо, говоря зло:
–Дурачок какой!… Ты благодари судьбу, что жив остался!
–Благодарю,– кивнул Петр. – В университете я остался, закончил его на одни тройки (меня пытались за любую провинность исключить, придирались ко всем ответам, ставя тройки там, где другим охотно ставили четверки). Потом я стал слушать зарубежные голоса и убедился, что они говорят правду.
–Не может быть!– не поверила Алла.
–Правду истинную! И «Голос Америки», и «Би-би-си», и «Свобода».
–Ты такой знаток радиоголосов?– изумилась Алла.– Даже не подозревала…
–Только слушать их очень трудно из-за постоянных помех, умышленно создаваемых нашими кэгэбэшниками, чтобы так называемые свободные граждане нашей свободной и счастливой страны СССР не могли услышать чужеземные буржуазные радиоголоса, вдохнуть хоть немного настоящий воздух свободы!
–Гм, поэтично как говоришь, Петенька!– восторженно произнесла Алла.– И поэтично, и насмешливо!
Петр улыбнулся и поцеловал Аллу.
–Когда начался в Москве Всемирный фестиваль молодежи
и студентов,– продолжал он задумчиво,– все поняли, что иностранцы такие же люди, как и мы! Мы, жители СССР, тогда получили долгожданный поцелуй свободы из-за рубежа!
–Хорошо сказал, Петенька!– похвалила Алла.– Поцелуй свободы! Как поэтично! Будто слушаю стихи поэта.
–И мы поняли, что иностранцы тоже могут и хотят любить, они поют и танцуют, а не воюют с нами! И они тоже за мир! Ты помнишь фестиваль?