Зима вороньих масок
Шрифт:
– Угли стынут. Давайте начинать.
Гарольд кивнул, принимая ответ.
– Рад слышать, месье Дюпо. Уложите… пациента на стол, разденьте его и придержите ноги.
Выполнить распоряжение оказалось так просто. Дурак, предчувствуя, что уготовили ему чудовища в масках, встретил Паскаля решительным отпором, и даже маковый сок на него не подействовал. Когда Винтеркафф решил посодействовать коллеге, Жак-конюх отбросил его к середине комнаты, как ребёнок игрушку. Доктор выругался.
– Проклятье! – Гарольд вскочил с пола и принялся осматривать свой костюм на предмет повреждений. По удаче не обнаружив таковых, он постучал ладонью
В дом вошёл брат Маркос, безмолвный мортус. Жак зарычал на него цепным псом и стал размахивать руками, похожими на кузнечные молоты. Блаженный обладал силой Голиафа, но был неуклюж; он вряд ли понимал, на что способен. Испанец одолел его без труда. Оказавшись прижатым к столу, Жак-конюх внезапно прекратил всякое сопротивление, признал себя побеждённым и только жалобно всхлипывал. Винтеркафф срезал с него старые одежды, грязные от пота, сукровицы и золы, очистил кожу от струпьев, образовавшихся в местах неосторожных ссадин.
– Вы можете убедиться, друг мой, – спокойным и размеренным голосом сказал Винтеркафф. – Что я оказался прав относительно необходимости врачевать немедля. Взгляните: во-первых, нет никаких сомнений, что болезнь проникла в организм через одну из этих многочисленных ран, посему, применив омовение и прижигание, мы исключим дальнейшее попадание скверны во внутренние ткани. Во-вторых, эти миазмы, – Гарольд указал на опухоли, не успевшие ещё почернеть, – совсем свежие, следовательно, ткани вокруг них не разрушены. И, следовательно, – сделал он заключение, будто преподавал ученикам на лекции, – лечение их будет менее болезненно. А теперь представьте, месье Дюпо, как могла спрогрессировать болезнь, послушай мы не голос моего разума, а зов вашего мягкого сердца.
Паскаль виновато кивнул.
– Благими намерениями вершатся самые великие из зол… – сказал англичанин, промывая раны на теле Жака. – Впрочем, давайте приступать к основной части.
Винтеркафф выбрал иглу, подержал её над углями и прикрепил к цилиндрическому клистиру. Прицелившись, дабы не повредить кровеносных сосудов, доктор ввёл медный шип в набухшую шишку на шее Жака. Конюх протяжно завыл. Вряд ли от боли, – игла была тонкой и острой, как пчелиное жало, – а скорей, от понимания того, что нечто проникает под кожу. Все мышцы дурака напряглись, стали каменными.
– Голову, – сказал Гарольд, сохраняя концентрацию. Паскаль прижал одной рукой широкий лоб дурака, второй – его брутальную челюсть, а локтем надавил на грудь. – Хорошо, – одобрил Винтеркафф. Удерживая иглу, он потянул ручку клапана вверх, и полость цилиндра стала наполняться гноем вперемешку с почерневшей кровью. Нарыв оседал на глазах, как оседают на лугах кочки после весеннего половодья. Винтеркафф достал иглу, бросил её в угли, раскалил и прикрепил новую.
– Вы… собираетесь прижечь проколотое место? – спросил Дюпо, когда вслед за иглой Винтеркафф отправил в ящик с углями железную лапу.
– Это, и ещё несколько других. Там, где миазмы успели разрастись.
– Я слышал…
– Да? Подмышку, месье Дюпо, – попросил Винтеркафф, крепя иглу. – О чём вы слышали?
Паскаль приподнял руку Жака, положил её запястьем под голову конюха.
– Я слышал, что откачивают редко…
– Дренируют, – поправил англичанин. – Тем не менее, этот метод действенный.
– Дренируют. Но чаще… просто прижигают.
Гарольд вонзил иглу в место скопления скверны.
– К чему вы ведёте?
– Зачем
– В местах, поражённых незначительно… как это, например, – Винтеркафф указал на едва заметные бугорки под рёбрами, – болезнь затронула только сам подкожный узел. Дренировав миазмы, мы ослабим хворь, а припарка не позволит ей распространиться. Когда же скверна скапливается сверх меры и выпирает вон из организма в виде бубонов, зараза попадает не только в кровь, но и проступает наружу, а это чревато как самого захворавшего, так и для окружения его. Прижигание – решение верное, но лишь в том случае, когда зерно скверны уже извлечено. И здесь нам на помощь приходит дренирование. Ожог уничтожает больную кожу, закрывает хвори путь наружу, а ещё умертвляет воспалённые ткани. – Гарольд отвлекся на короткий момент и посмотрел на Паскаля. – Такой жар хоть и приносит жуткие страдания, но не убивает человека, а заразу – губит на корню. Запомните: железо должно быть красным. Беспрекословно требуйте выполнения этого пункта от всех, кто будет помогать вам в будущем, если, не приведи Господь, вы когда-нибудь столкнетесь с поветрием. Иначе лечение имеет все шансы не сработать, и вы проиграете бой. В своё время этого требовал от меня мастер Горэйд, и вот я выдвигаю к вам те же самые требования. Поверьте, когда я впервые жёг металлом кожу, я испытывал то же самое, что и вы сейчас. Раскалите, месье Дюпо. Докрасна.
Паскаль ожидал услышать крики несчастного конюха, и он их услышал. По мощи своей они были сравнимы с медвежьим рёвом, с горным водопадом, с громом сотни кузнечных цехов. Лавина страданий хлынула с гор, словно раскололись сами небеса, скорбя о несчастной душе, и затмили первозданный свет…
Последнее клеймо легло на тело блаженного, и только после этого Паскаль вздохнул с облегчением и перекрестился. Винтеркафф оценил работу удовлетворительно. Отложив иглы, он перешёл к врачеванию нарывов, которые не успели ещё разрастись. Вскрыв ланцетом кожу в том месте, где зарождался бубон, Гарольд прижёг очаг воспаления экстрактом омелы, присыпал больное место зернистым желтоватым порошком, а в конце наложил примочку из проспиртованной бугристой кожицы какого-то гада.
– Это… жаба? – полюбопытствовал Паскаль.
– Жаба, – подтвердил Гарольд. – Преимущественно, подвальная.
– Я повидал множество шарлатанов, приписывающих этому животному всяких свойств. В зависимости от того, какие чудеса изволила творить продаваемая ими шкурка сегодня, они назначали ей цену, – поведал аптекарь из своего опыта. – Какими же свойствами обладает ваша жаба?
– Всего одним, месье Дюпо, и оно давно известно. Вам приходилось слышать, что случается с молоком, когда в него случайно попадает сие милейшее существо?
– Как по мне, оно портится, – ответил Паскаль с долей отвращения.
– О, как раз наоборот! – возразил англичанин. – Молоко не киснет и остаётся свежим длительное время. А теперь, зная это, как аптекарь попробуйте объяснить влияние жабьей кожи на раны.
Дюпо призадумался.
– Рана… не загнивает?
– Добавьте к этому простоту поимки этой твари, и вы получите отличный товар, – сказал Гарольд с совершенно неуместным задором; он как раз перекачивал скверну из клистиров в более вместительные меха. – Найдите-ка, куда можно сложить это всё, – попросил англичанин, – чтобы сжечь потом подальше от города.