Зимнее чудо для босса

Гауф Юлия

Лида своей истерикой напугала меня до трясучки.

Борис Ефимович пытался ее успокоить, но результата не добился. Лиза жалась ко мне в испуге – моя малышка не привыкла к крикам, что бы ни происходило между мной и Сергеем, дочку я ограждала, чтобы она росла в спокойствии. А тут крики, обвинения. Пыталась выйти вместе с Лизой, но Лида не пустила.

Чокнутая.

Будто я говорила, что женю на себе Никиту. Но Лида услышала то, что захотела услышать – что я окончательно отбираю «ее любимого».

За Никиту, конечно, стоит бороться, но как по мне, ни один

мужчина не стоит того, чтобы так себя переламывать, как делает это Лида. Ни один! Какая бы сильная ни была любовь, как бы душа ни горела, если себя не уважаешь и не любишь, то как можно ждать любви от мужчины?!

Потом пришел Никита в сопровождении своей матери, которая на меня волком смотрит.

Вот и сейчас. Успокаивает Лиду, размазывающую по лицу слезы с соплями, и на меня зыркает. А еще на руку Никиты, которой он обнимает меня.

А затем вопрос, как гром среди не самого ясного неба:

— Завтра с утра уедем. Прости. А сейчас я сначала спрошу у тебя, а затем повторю вопрос громче, для всех. Надь, если бы я предложил, ты бы согласилась выйти за меня?

Мужская ладонь давит на талию, пальцами впивается, поторапливая с ответом.

А что я могу ответить?

— Никит… ты… ты чего? – промямлила я.

Я в шоке. Вот буквально в шоковом состоянии, аж дышать тяжело. С одной стороны приятно – мне вроде как предложение сделали. С другой стороны, в том и дело, что вроде как предложение – это не предложение. Никита уже второй раз про свадьбу заговаривает, и каждое предложение на насмешку похоже.

В первый раз в офисе, когда он меня уламывал вернуться к нему работать, и пытался «купить должностью» своей жены. Второй – сейчас.

Вот только сейчас это… это ведь не предложение, да? Он просто Лиду хочет отвадить? Или матери показать, чтобы не лезла? Что это вообще такое, я же не игрушка!

— Просто ответь, – прошептал.

Я замотала головой. Ни «нет», ни «да» не могу произнести. Я давно не романтик… хотя, к черту это вранье самой себе. Я не должна быть романтиком, так как выросла уже, ребенок есть, и кое-что в жизни понимаю, но романтики хочется.

Или хотя бы не романтики, а нормального предложения руки и сердца. Не шуточного, без всяких двойных смыслов, а просто предложение от любимого мужчины, который хочет чтобы я его женой стала.

— Пойдем-ка, – тяжелая ладонь снова надавила, мне пришлось двигаться за Никитой к выходу из кухни.

— Куда это вы… а, ладно, идите, – всплеснула руками Ольга Андреевна. — И больше чтобы без глупостей! А я пока Лидочку успокою. Идем, милая, где-то у меня были французские капли, от стресса – самое то.

— Он женится! – услышала я вопль Лиды, которая и не думала успокаиваться.

Вот энергии у человека! У меня тоже бывали истерики, и хватало меня минут на пять. Дальше – затухание, полная потеря энергии, и хватало меня только на унылое поедание мороженого. А так истерить, вопить – это ж сколько сил-то нужно иметь?!

— Куда мы? – вяло поинтересовалась я.

— На улицу. Прогуляемся. Подальше от этого дурдома. И поговорим, – Никита говорил отрывисто.

Он

присел, и начал меня обувать, как ребенка. А я была в такой растерянности, что даже и не подумала воспротивиться. Стояла, уперевшись одной рукой в стену, и позволяла приподнимать мои ступни, и натягивать на них ботинки.

Затем пальто, шарф, и почему-то мужскую шапку.

Никита быстро оделся сам, взял меня за руку, и вытащил на улицу.

Молча.

Помог спуститься по ступенькам, и повел за дом. Идти тяжеловато, снег не расчищен, мы по колено в нем утопаем. Шагаем по белому покрову в глубину сада, укрытого шапками снега, между деревьев. Цвета мало – серые стволы и белый снег, и мы с Никитой, тоже одетые в черно-серо-белое. Изо рта пар вырывается, мы по-прежнему молчим, и только его твердая, сухая ладонь, сжимающая мою, не позволяет мне остановиться, топать ногами, и выкрикивать вопросы и обвинения.

Хотя так и подмывает. Есть парочка важных таких вопросов.

Например, в курсе ли он, что с девушками о замужестве не шутят?

И знает ли он, что я не железная?

А еще… еще, какого черта он вообще с этой Лидой связывался, пусть даже на одну ночь? Тридцать минут постельной гимнастики – а затем проблемы на целое десятилетие!

Наконец, когда мы отошли от дома достаточно далеко, и буквально затерялись в этой зимней сказке, Никита остановился. Встал напротив, отпустил мою ладонь, и обхватил мои плечи – нахмуренный, бледноватый и серьезный.

— Надь, прости, пожалуйста. Знаю, мысли у тебя могут быть разные, спасибо что сдержалась и не наваляла мне, – он не удержался, и подмигнул, разрывая эту одуряющую серьезность момента. — Итак, первое: мы можем уехать не завтра, а сегодня. Я праздновать не начинал, за руль вполне могу сесть. Загрузимся в машину, и аривидерчи. Сейчас я не затыкал маму с Лидой, так как это было бесполезно. Проходил, знаю. Но как только в дом вернемся, я решу вопрос, и больше никто тебя не вздумает оскорблять. Зря я был таким мягким, все надеялся, что хоть мать поняла, что я давно не ползаю, а на своих двоих хожу. Ну да ладно. В общем, правда, прости меня. Больше подобного не повторится, ты приехала со мной, я пообещал тебя защищать, и немного продолбался. Исправлюсь. Простишь?

Я кивнула.

Думала, он про предложение вывел меня поговорить, а он про Лиду, мать, и прочие прошупрощебные вещи. Значит, точно пошутил, да?!

— А теперь к более важному, – глухо продолжил мужчина, взъерошил волосы, и нервно рассмеялся. Я с чисто женским, каким-то даже мелочным удовольствием наблюдала за его волнением. Значит, не одна я парюсь от всего произошедшего.

Вот и правильно! А то ходил тут такой серьезный, а это лишь маска. Так-то!

— В общем… черт, – выругался Никита. Я сложила руки на груди, подозревая, что сейчас мы поговорим про предложение руки и сердца. Улыбнулась, и кивнула ему. Мол, продолжай, родной, я очень внимательно слушаю. Ногой бы еще притопнула, но они в снегу по колено – не увидит и не оценит. — Надь, я… я тебя люблю, – грубовато и в то же время смущенно произнес мужчина.