Зимнее обострение

Платов Сергей

О том, что именно супруга обещала сделать с помощью отточенного кола, Берендей старался не вспоминать. «Какая ерунда, — скажете вы, — при особых обстоятельствах, когда речь идет о жизни и смерти, человек может изменить озвученное решение», — и будете, конечно, правы, но только отчасти. Это обычный человек может распоряжаться своими словами, как хочет. С князя спрос другой, ведь что это за князь, который не отвечает за свои слова? Тряпка, а не князь. Что обычно делают с тряпками? Правильно, об них вытирают ноги, а потом выбрасывают.

Берендей полностью отдавал себе отчет, что стая родственничков, ошивающихся при

дворце, беспричинную отмену его собственного указа воспримут как несомненную слабость. Такой роскоши в настоящее время он себе позволить не мог. Но и смотреть спокойно, как приговор приводится в исполнение, было просто невыносимо. Илюха Солнцевский и его команда стали для князя чем-то большим, чем просто подданные. Несмотря на то, что они неоднократно ставили его в неловкое положение (одна история с иноземными послами чего стоит), откровенно хамили (конечно, без лишних свидетелей), скандалили (откровенно говоря, чаще по делу), требовали совершенно немыслимого финансирования (это относилось только к Изе), князь прикипел душой к этой странной компании. Берендей отчетливо понимал, что в самой безвыходной ситуации он обратится за помощью именно к ним. Да что тут говорить, совсем недавно он именно так и поступил.

И вот теперь нужно было принимать решение, от которого в будущем могло зависеть очень многое. По чести, Берендей уже давно для себя решил, что спецдружинники уйдут отсюда целыми и невредимыми. Оставалось понять, как в глазах родственников (среди которых затесался скрытый душегуб) не в ущерб имиджу сохранить образ строгого, решительного, беспощадного правителя, в случае чего скорого на расправу.

— Да чет я волнуюсь? — встрепенулся князь, звонко хлопнув себя по лбу. — Дам последнее слово Изе, с его непревзойденным красноречием он в два счета не оставит камня на камне от предъявленных обвинений. Я, конечно, посомневаюсь для виду, посовещаюсь с кем-нибудь, да и прощу их.

Подобная перспектива пришлась верховному правителю Киевской земли по душе, и на губах заиграло что-то отдаленно напоминающее улыбку. Как раз в этот момент появились приговоренные, и зародившаяся было улыбка приказала долго жить.

Как они шли! Трагично, обреченно, но с чувством собственного достоинства и гордо поднятыми головами! Последний фактор послужил причиной маленькой заминки перед ступенями, ведущими на эшафот. Засмотревшийся на застывшее в небе небольшое облачко, Мотя врезался в замешкавшегося Изю и чуть было не сбил его с ног. Хорошо еще, что Солнцевский быстро сориентировался и решительно пресек попытку среднего богатыря высказать Горенышу все, что он думает об ископаемых Змеях вообще и трехголовых в частности. Трагическая тишина была восстановлена, и дружинники предстали перед собравшимися во всей своей проклепанной красе. На морозе косухи практически сразу покрылись легким инеем, но это только добавило колорита фигурам богатырей.

— Приговор читать? — поинтересовался у князя Зосима.

Вместо ответа Берендей обреченно махнул рукой, мол, делайте, как положено. Эта часть процедуры князю была неинтересна, так как обозначенный приговор диктовал он сам. Однако поскучать не удалось, вместо того чтобы прочесть пергамент самому, старый вояка протянул его помощнику, а сам решительно направился к князю. Почтительно поклонившись, он отозвал Берендея в сторону и принялся нашептывать что-то в венценосное

ухо. И хотя делал он это весьма эмоционально, тем не менее никто из окружающих так и не смог услышать, о чем шла речь. Нет, то, что разговор шел о Солнцевском и его команде, было очевидным, а вот что именно поведал старый воин князю, осталось за кадром. До стоявших рядом только донеслись обрывки фразы:

— … ибо тварь божья за хозяина не в ответе! …да хоть у Муромца спросите, он подтвердить может!

Чтение приговора и нашептывание Зосимы закончилось одновременно. Первое было встречено сдержанным ликованием со стороны большинства подозреваемых, а последнее заставило Берендея заскрежетать зубами и в отчаянии обхватить голову руками. Выходило, что он не просто не прав, а не прав категорически. Солнцевский и его команда попали в переплет, сумели выкрутиться, вернулись в Киев, а тут княжеское самодурство и все прелести незатейливого средневекового правосудия.

Несмотря на должность, свои ошибки Берендей умел признавать и не стыдился это делать. Он и так не собирался казнить богатырей, а теперь их освобождение было делом чести.

«Нужно поскорее заканчивать эту историю, и в тесном кругу отметить торжество справедливости, — пробурчал себе под нос Берендей. — Думаю, много времени это не займет. Дам слово Изе, он наверняка вспомнит о тех особых полномочиях, что я дал их команде, блеснет красноречием, я вчистую оправдаю всю команду, а уже потом найду способ показать своей родне, кто в Киеве хозяин. В конце концов, я князь или не князь?! А если кто возникнет, попрошу Солнцевского натравить на него Мотю».

— Последнее слово предоставляется среднему богатырю «Дружины специального назначения» Изе… — тут Берендей запнулся и обратился к приговоренному: — Как тебя по батюшке-то?

Стараясь не отрывать взгляда от проплывающих по небу облаков, черт что-то прошептал на ухо другу.

— Он говорит, что можно просто Изя, он не гордый, пояснил Солнцевский.

Берендей не привык, чтобы его игнорировали, но справился с эмоциями и сквозь зубы закончил:

— …предоставляется просто Изе.

И на этот раз черт, покрытый мороком, не соизволил ответить князю, предпочтя свое непосредственное начальство в виде посредника.

— Мой коллега говорит, что ни в чем не виноват, оправдываться не за что, и, таким образом, отказывается от последнего слова.

Тут средний богатырь на некоторое время оторвался от созерцания неба и вновь что-то шепнул на ухо Солнцевскому.

— Но от последнего желания он не отказывается, — озвучил слова друга Илюха, — дозвольте, ваше благородие, вашему верному богатырю трубочку перед смертью выкурить и на гуслях думу кручинную вывести.

Князь настолько растерялся после подобного Изиного демарша, что обошелся простым кивком головы: мол, давай, выводи.

Вообще-то разрешение на курение в общественном месте для черта не требовалось, он и так дымил словно паровоз, поэтому сразу перешел ко второму пункту. Изя лихо заломил меховую шапку на затылок и резво ударил по струнам.

К своему великому удивлению, через несколько тактов Илюха узнал исполняемое произведение, узнал, и тут же бросил взгляд на Берендея. Так и есть! Губы повеселевшего было князя еле заметно пытались проговорить трагические слова песни. С каждым словом облик самодержца обретал первоначальный хмурый вид.