Зимние каникулы

Чугунов Николай

Трактирщик недоверчиво хмыкнул, но полученную травку аккуратно стряхнул на чистое блюдце, бережно накрыл чашкой и поставил в шкаф. Посетители тем временем поняли, что сегодня ничего интересного уже не будет, и предпочли разойтись. Довольные гномы подмигнули подругам и тоже отправились на боковую.

* * *

Утром Лару разбудил тихий и очень осторожный стук в дверь. Лара раздраженно оторвала голову от подушки и рявкнула:

— Кого несет в такую рань?!?!

За дверью смущенно поскреблись, и послышался голос хозяина:

— Это…

там народу много, болеют, видеть вас хотят… Вот, пошел узнать, когда будете…

— Скоро, — как-то резко проснулась Алрин, тут же садясь на кровати. — Вот только приведем себя в порядок, позавтракаем и пойдем исцелять страждущих. Можно нам поесть здесь?

— Да, разумеется, — обрадовались за дверью и скороговоркой перечислили меню.

— Нам тогда, пожалуй, — задумалась Лара, — тушеный рис, филе из курицы и клюквенный компот. Через полчаса нас устроит.

— Хорошо, все сделаю, — донеслось из-за двери, и ранний визитер удалился.

— Как ты думаешь, чем обязаны такому вниманию? — задумчиво спросила травница Алрин.

— Да из-за вчерашнего шоу, из-за чего же еще, — со смехом ответила подруга, натягивая штаны. — Да и трактирщик в «Сале и Сабле», небось, уже рассказал всем про чудо-травку, исцелившую его в один момент. Кстати, как у тебя с ее запасами?

— На человек пятьсот хватит, — со смехом ответила Лара. — По серебрушке возьмем?

— Пожалуй, — важно кивнула девушка. — А теперь мыться, а то завтрак остынет!

* * *

В зале трактира было не протолкнуться, несмотря на ранний час. Всех посетителей роднило одно — скорбное выражение лица и поза, в которой живот прячется куда подальше, остроумно названная «позой ежика». При виде травниц посетители поспешили изобразить на лицах вялый энтузиазм — вероятно, более сильные эмоции напрочь глушились острой желудочной резью. Сквозь окна было видно, что на улице, не смотря на продолжавшуюся снежную круговерть, также толпился народ, среди которого в той же позе ежика бегал неугомонный пастор. До травниц донесся очередной его вопль, что на все это «воля богов, которые посылают нам испытания, и мы должны выдержать их с честью, не прибегая к помощи бесовских отродий». Травницы иронично хмыкнули в унисон.

Повинуясь жесту Алрин, трактирщик развернул один из столов, за которым и устроились травницы. Напротив немедленно уселся уже знакомый травницам кожевенник, который с трудом разогнулся и просипел:

— Помогите, любезные… Все внутри горит… Трактирщику же помогли… — Лара тут же выудила из склянки заветный листочек и подала кожевеннику.

— Проглотите и пейте воду, пока не прекратится. На что-нибудь еще жалуетесь? — спросила девушка.

Кожевенник не ответил. Наконец, допив поданную воду, он радостно улыбнулся и сказал:

— Да нет, вроде все хорошо… А, от порезов, что быстрее заживали, есть что-нибудь? А то, бывает, порежешься, так шкуру нормально не выделаешь, так щиплет все.

— Есть, — улыбнулась Алрин и достала баночку с мазью. — Смажете — и кровь остановится, и заживет быстрее, и горячку никогда не получите. В общем, так, серебрушка — травка и три —

мазь.

— Идет, — обрадовался кожевенник, и, чуть ли не подпрыгивая от радости, направился к выходу. Остальные проводили его завистливыми взглядами. Перед травницами молниеносно нарисовался следующий пациент.

* * *

Прием пациентов, по расчетам травниц, уже подходил к концу — из народа, столпившегося на улице, подлечиться в трактир заходили считанные единицы. Остальные брали что-нибудь выпить и садились неподалеку, с уважением глядя на работавших травниц.

Когда был осчастливлен последний страждущий, в корчму внезапно ворвался патер Эразмус, так до сих пор и не разогнувшийся. Глаза его метали молнии, а рот извергал завершающую часть проповеди, в которой, по видимости, описывались муки, ждавшие несчастных, рискнувших обратиться за помощью к «бесовским отродьям».

— Да как вы смели, во имя Икорена, поддаться искушению и польститься на временное избавление от мук телесных и обречь себя на бесконечные страдания духовные! А вы, сосуды греха, — перст дайна указал на травниц, — как вы смели в моем богоспасаемом селении появиться, силой истинного бога оберегаемого и вести в нем свою богомерзкую практику? Да гореть вам в аду во веки веков! — с этими словами ретивый священнослужитель ударил по столу, за которым расположились травницы, своим суковатым посохом.

Алрин недовольно поморщилась и легонько повела рукой, отчего пустая скамейка ловко поддела дайна под коленки, заставив того оседлать мобильную мебель. Патер Эразмус очень удивился такому странному поведению привычных предметов, и это удивление стало последней каплей на шлюзах его матерного красноречия. Не взирая на совершаемый прямо на глазах у потрясенных прихожан грех сквернословия и богохульства, культист тщательно и с выражением описал, какие виды у него были на эту скамейку, включая интимные, на дерево, из которого были добыты соответствующие доски, на столяра, лесоруба, возчика, членов их семей и даже предков, а особенно — трактирщика, приютившего у себя столь непослушный предмет интерьера, после чего дайн перевел дыхание и не менее красочно проклял всех присутствующих скопом и каждого по отдельности. Прихожане отошли от культурного шока и, схватив велеречивого пастора под руки, поспешили очистить помещение. Последний из них уже на выходе обернулся и пообещал сраженным красноречием дайна травницам провести с преподобным тщательную разъяснительную работу на предмет того, как подобает лицу его сана вести себя в приличном обществе. Травницам только и оставалось, что кивнуть.

* * *

— Итак, подведем итог. Выручка — дюжина кладней. Убыли — пара мазей, практически весь твой антипохмельный порошок и треть запасов коалевого щавеля. По-моему, неплохо, — произнесла Алрин, задумчиво пересчитывая полученные монетки.

— Ага, но три кладня уйдет на восстановление запасов. Впрочем, девять кладней чистыми — неплохой итог дня работы, — усмехнулась Лара. — Думаю, нам не стоит здесь засиживаться, а то еще нажалуется этот пастор Вседержителю.