Зимний дом

Леннокс Джудит

— Все в порядке, — нетерпеливо бросил он. — Возвращайся в постель.

Но она не тронулась с места.

— Что, подрался в пивной?

— Я не был в пивной.

— Тогда что?

Главным пороком Робин было ненасытное любопытство.

— Клоди… развлекала… этого подонка. Жирного, лысого, самоуверенного…

— Клоди встречалась с другим мужчиной?

Он желчно рассмеялся:

— Клоди встречалась с тремя другими мужчинами. С тремя! Поэтому у нас с ней все кончено.

— Почему?

Джо не верил своим ушам. Неужели она так глупа? Да,

дотошна, да, наивна, но не без царя в голове… Он пожал плечами:

— Разве не ясно?

— Нет. Не очень.

Он бросил пиджак на диван.

— Я не знал, что принимал участие в любви впятером. И что платил свою долю.

— По-твоему, если вы с Клоди любовники, она твоя собственность?

Робин выворачивала его слова наизнанку.

— Ну что ты. Просто я думал, что у нас есть что-то общее… Что мы любим друг друга…

Робин села на диван и накинула пиджак Джо на плечи, пытаясь согреться.

— Джо, вы с ней желали друг друга, вот и все. Так какая тебе разница, если Клоди желает и других мужчин?

Внезапно он понял, что Робин ошибается. Чудовищно ошибается. И что за его гневом прячется боль, которая вскоре даст о себе знать и не пройдет долго.

— Люди путают желание с любовью, — нравоучительно сказала она. — И думают, что должны владеть теми, кого любят. Ты ведешь себя как типичный буржуазный муж.

— Робин, ради бога! Она брала за это деньги! — прошипел он. — Одежду… украшения…

Джо отвернулся, не желая показывать, как ему горько. Тон Робин немного смягчился:

— Джо, вдовы — беднейшие из бедных. Особенно если их, как Клоди, приковывает к дому ребенок.

— Знаю, — пробормотал он.

Тяжелее всего была мысль о том, что он не может их обеспечить. И что будет тосковать по Лиззи не меньше, чем по Клоди.

Последовала пауза, а потом Джо сказал:

— Робин, я не могу ею делиться. Не могу, и все. А ты могла бы с кем-то делиться Фрэнсисом?

— При чем тут Фрэнсис? Мы с ним друзья и спим вместе, вот и все. Я его не люблю.

Джо посмотрел на маленькую девушку, закутавшуюся в рубашку Фрэнсиса и его собственный пиджак, и еле слышно сказал:

— Конечно, любишь, Робин.

Потом Эллиот потер глаза и сел с ней рядом.

— Ты любишь Фрэнсиса уже больше года. Перестань морочить себе голову.

Робин начала спорить, но он закрыл глаза и отключился. Добраться до кровати не было сил. Засыпая, Джо вспомнил сцену с Клоди и почувствовал себя несчастным и одиноким.

«Позаботьтесь, чтобы мне сообщали обо всех проблемах и решениях, касающихся магазина», — сказала Майя. Через неделю-другую она поняла, что Лайам Каванах выполнил ее указание буквально. До последней точки после не характерной для него вычурной подписи.

На письменный стол Майи ложилась каждая проблема, большая и маленькая. Последние приказы по отделу хозяйственных товаров и сообщение о бродячей кошке, поселившейся в гараже. Отчет о неуклонном падении прибыли в течение двух последних кварталов и о том, что в буфете продается рисовый пудинг с комками. Майя приходила на работу без пятнадцати девять

и неизменно обнаруживала, что ее письменный стол, еще вчера вечером девственно пустой, завален письмами, бумагами на подпись и гроссбухами. Майя знала, что это проверка. Если она не выдержит, это будет означать, что Лайам и его союзники продолжают считать ее слабой, глупой, хнычущей самкой.

Майя начала приходить в «Мерчантс» к половине восьмого и редко уходила раньше десяти вечера. Между ней и Лайамом Каванахом, тоже работавшим допоздна, началось молчаливое соревнование. Но для нее, заваленной пустяковыми жалобами и одновременно волновавшейся за будущее магазина, это было необходимостью. По ночам Майе снились книги заказов и учетные ставки; обедая в одиночестве, она держала под рукой блокнот, где записывала напоминания. Вовсе не так уж плохо, говорила она себе, что Лайам Каванах заставил ее вникнуть в каждую дурацкую мелочь, связанную с функционированием такого большого предприятия, как торговый дом «Мерчантс». Ей следовало знать свое дело так же, как тело любовника. А не знала она многого.

Она понимала грозившую опасность. За деревьями можно было не увидеть леса; уменьшение прибыли, зафиксированное в отчетах за последние полгода, неуклонно продолжалось. Если она совершит какой-нибудь крупный промах, мужчины улыбнутся друг другу и скажут: «Мы же говорили!» Чувствуя, что за ней следят и ждут ошибки, она работала еще упорнее, полагаясь на свою прекрасную память, в которой откладывалась вся информация, накопленная за первые месяцы работы. Она валилась с ног от усталости, таяла как свечка, неделями не виделась с подругами, но начинала понимать, что к чему. В ее мозгу зрел план боевой кампании.

Майя начала с мисс Доукинс. Если бы ей удалось завоевать доверие секретарши, это можно было бы обернуть себе на пользу. Мисс Доукинс обожала Лайама Каванаха (что сам мистер Каванах тайно поощрял) и осуждала женскую распущенность; это вдвойне осложняло задачу Майи. Почти все делопроизводство универмага проходило через костлявые руки чопорной секретарши. Без помощи мисс Доукинс Лайам Каванах не смог бы завалить Майю сообщениями о всяких пустяках.

Однажды Майя пригласила мисс Доукинс в воскресенье на чай.

— Всего-навсего с кусочком пирога, — объяснила она, предвидя пуританские вариации на тему «чти день субботний».

Майя оделась во все черное (так же, как одевалась на работу) и накрыла стол в малой гостиной. Достала из нижнего ящика стола их с Верноном свадебную фотографию, лежавшую там больше года, стерла с нее пыль и аккуратно поставила на каминную полку.

— Я работаю в «Мерчантс» только ради мужа, — промолвила она, смахивая слезы и размешивая сахар в чашке мисс Доукинс. — Одинокой женщине это очень трудно, но Вернон не хотел, чтобы его дело пошло прахом. Для него это очень много значило. Временами мне приходится неимоверно тяжело, но я чувствую, что обязана сделать это ради бедного Вернона. — Майя посмотрела на пожилую женщину сквозь мокрые ресницы. — Вы меня понимаете, не правда ли, мисс Доукинс?