Зимний двор

Хатчинс Амелия

— Ты всегда можешь использовать меня, — мягко сказал он, медленно спустившись пальцами вниз и остановившись на её бедре. — Я могу подождать, но есть я, а ещё есть Зарук. Так что, если не хочешь, чтобы я сходил за ним.

— Просто заткнись, — прорычала она, оборачиваясь и свирепо глядя на него через плечо. — Я не голодна.

— Я не спрашивал, голодна ли ты, твоё тело говорит за тебя. Ничего не закончено, иначе ты была бы сыт. Боги знают, я кормил тебя много раз, так что этот голод говорит, что нужно ещё. Зарук тоже почувствовал это. Так что я буду здесь, пока не понадоблюсь, и ты сможешь использовать меня.

Айслин продолжала свирепо смотреть на него. Она ненавидела муки голода,

которые терзали её, но не хотела уступать ему. Он причинил ей глубокую боль. Его слова были выбраны, чтобы причинить боль, а она стоила большего. У неё больше гордости. Он наклонился ближе, целуя её плечо, где оставил шрам, который не исчез, когда изменилось её тело. Будто эта отметина была глубже, чем она могла понять.

В тот момент, когда его губы коснулись её, всё внутри взорвалось. Всё её внимание было сосредоточено на нём, на том, чтобы взять то, что нужно, и вернуть это ему в десятикратном размере. Его губы прошлись по её шее, и хриплое рычание отозвалось в глубине груди. Его дьявольские губы скользнули по линии подбородка, медленно прокладывая путь поцелуями. Мужчина знал толк в женском теле. Руки соприкоснулись, пальцы скользнули по изгибу её бёдер, в то время как Синджин продолжал целовать её подбородок и веки теми нежными, как перышко, поцелуями, которые заставляли сердце биться в опасном ритме.

Синджин трогал, целовал, изучал каждый дюйм своей пары, пока она тихо постанывала, невольная участница собственного соблазнения. Его пальцы скользнули вверх, пропуская шёлковые пряди её волос. Он притянул её ближе, когда она открыла рот, чтобы возразить. Он не позволил, накрыв её рот, и скользнул языком по её языку. Звук, вырвавшийся из его горла, был каким угодно, только не человеческим. Это было что-то животное, потребность, которая разрывала нутро, была такой болезненной, словно волк пытался принудить к изменению. Он оторвался от неё и толкнул на кровать, глядя в прекрасные глаза, которые усилили желание. Эти грёбаные слёзы он медленно стирал поцелуями, раздевая магией совершенное тело Айслин. И это тело было покрыто шрамами, смешанными с её кровью, сохранила их во время Перехода. Для него это чертовски идеально. Он пососал шею, под которой бешено пульсировала вена, идеально гармонируя с его губами.

Айслин потерялась в страсти, в которой его губы держали её в плену. Её тело пылало, жаждало того, что только он мог ей дать. Их дыхание туманилось в ледяном воздухе, который формировали её эмоции, а его тепло согревало её.

Его одежда исчезла, и она почувствовала, что он раздвигает её ноги коленями, продолжая целовать, впитывая, как мужчина с неутолимой жаждой.

— Синджин, — хрипло прошептала она.

— Айслин, — пробормотал он.

— Не навязывайся.

Он уставился на неё с горящими глазами.

— Слишком поздно, принцесса, — предупредил он, входя в её тело, причиняя боль. У неё не было времени привыкнуть к его ширине; вместо этого он трахал её так, словно умирал с голоду, как одержимый. Она обняла его ногами за талию, приподняв задницу, чтобы вобрать его ещё глубже, чтобы он задел каждое нервное окончание, с лёгкостью унося её к звездам. Он лизнул её плечо, затем поцеловал, задевая зубами, когда он опустошил свой член глубоко в её тело. Она выдохнула, насытившись, но как раз, когда Айслин подумала, что Синджин закончил, он поднял чёрные глаза и хрипло зарычал.

— Моя, — сказал он, уже двигая бёдрами, когда смотрел на неё с одержимостью, горящей в чернильных глубинах. — Пара.

— Синджин, — прошептала она, но уже не он наблюдал за ней, а что-то более древнее, что-то нечеловеческое, заявляющее права собственности.

Она не хотела закрывать глаза, когда человек превращался в зверя. Его волосы стали гуще, а член болезненно

увеличился, заставляя Айслин кричать, как будто он соединял их вместе каким-то первобытным способом, более своеобразным. Она обнажила перед ним горло. Зубы волка скользнули по коже, вызвав у неё дрожь страха, но вместо того, чтобы вырвать его, он провел языком по её плоти, пока не нашёл свою метку. Зубы вонзились в её плоть, когда вырвался крик, но больно не было. Раскалённое добела наслаждение, которое без предупреждения пронзило всё тело, а затем он расслабился. Его тело безжалостно врезалось в неё, будто он не мог трахнуть её достаточно сильно. Его зубы разжались, и он повернул её, подняв ногу вверх, чтобы их тела не разъединились. Он начал вбиваться в неё, и она захныкала. Теперь секс стал глубже, жестче, и Айслин могла только дать ему полный контроль. Айслин впервые за всю жизнь почувствовала себя полноценной; когда зверь трахал её так, словно она принадлежала ему, а она чувствовала себя цельной, и это приводило в ужас.

В тот момент, когда он нашёл разрядку, она зашипела, когда в неё подобно расплавленной лаве, брызнула сперма. Словно им суждено быть вместе, его огонь и её лед, бесконечное совокупление, которое продолжалось до тех пор, пока от обоих не осталось ничего, кроме путаницы конечностей и пота на смятых простынях.

Глава 31

Его зверь уставился на неё — неиссякаемое богатство гордости и рычащее животное хвасталось тем, что теперь она принадлежит им. Синджин снова и снова спрашивал, что тот натворил, а зверь просто рычал и смотрел на спящую женщину, будто знал, почему она не просыпается.

Прошло несколько часов с тех пор, как взошло солнце. Щебетали птицы, воспевая весну. Небо больше не было затянуто серыми тучами, из-за которых землю укутывал мокрый снег.

Кажется, в тысячный раз Синджин попытался расспросить зверя о том, что он с ней сделал, но безуспешно. Он ощущал вкус её крови и обнаружил, что трахает Айслин, когда возвращался после вынужденной поездки пассажиром в собственном теле. Раньше такого никогда не случалось без его разрешения. Но на этот раз Синджина загнали во тьму, в бездонную пустоту, где он мог слышать, но не мог видеть. Он чувствовал, как её тугое лоно пульсирует, вокруг члена, который был больше и твёрже, чем когда-либо прежде. Он слышал её стоны боли, пока она осушала его досуха снова и снова, оргазм за оргазмом. Как только он начал возвращаться из пустоты, его отбросило назад, и зверь, который трахал Айслин, начал снова.

Синджин снова втянул воздух, не понимая, что изменилось в её запахе, но знал, что что-то изменилось. Хотя его аромат смешивался с её зимней ягодой и мускусом, было что-то ещё, что он не мог определить. Что-то неправильное, но милое.

Раздался стук в дверь, и Синджин повернул голову, поправляя одеяло на её обнажённом теле, прежде чем магией надел на себя спортивные штаны. Он подошёл к двери, приоткрыв лишь щелочку, чтобы заглянуть в голубые глубины Зарука, полные любопытства. Зарук втянул носом воздух, и взгляд скользнул поверх плеча Синджина туда, где на кровати, свернувшись, спала Айслин.

— Скажи, что ты не выпускал его поиграть, — потребовал Зарук

— Я не смог остановить его, — признался Синджин, проводя пальцами по растрёпанным волосам. — Я словно был на охоте, он взял контроль, и я понятия не имел, что, чёрт возьми, он с ней сделал. Она не просыпается, но дышит. Предполагаю, это хороший знак.

— Он бы не причинил ей вреда, — сказал Зарук, закрыв глаза и глубоко вдыхая её запах. — Ты знаешь, почему мы не говорим о звере, которого держим в себе?

— Потому что оно выбрало нас? — спросил он, отступая, когда Зарук протиснулся внутрь.