Зимний двор
Шрифт:
— Шевелись, — взмолилась она.
— Кому ты принадлежишь, Айслин? — спросил он.
— Пожалуйста? — взмолилась она.
— Кому ты принадлежишь?
— Тебе, я твоя, — произнесла она задыхаясь, а затем застонала, когда он начал двигаться быстрее, звук плоти, встречающейся с плотью, наполнил комнату, и Айслин кончила.
Перед глазами заплясали звёзды, когда оргазм пронзил всё тело. А когда Синджин напрягся на последних толчках, Айслин увидела радугу. Он, продолжая двигаться, прожигал её изнутри, но боли не было.
Как только он освободил её руки, она повернулась и посмотрела на него с довольной улыбкой на губах. Это ещё не конец, далеко не конец. Но её
— Спи, Айслин. У тебя меньше часа, прежде чем снова придётся питаться.
— Я рада, что с тобой, — прошептала она. И была поражена тем, как резко мир теперь стал чётким и ясным. Всё оказалось хуже, чем она думала. Высшие Фейри видели лучше, а значит, лучше видели недостатки и несовершенство. Насколько плохо она на самом деле выглядит для него?
— Что делаешь? — спросил он, когда она начала отстраняться от его прикосновений.
— Я… я… я не могу лгать! — закричала она, закрыв рот рукой и сев, глядя на него сверху вниз.
— Нет, маленькая принцесса, ты не можешь больше лгать, — согласился он с весёлой ухмылкой.
— Я в полном беспорядке, — сказала она, сильно ударившись головой о подушку.
— Ты красивый беспорядок, а мне нравятся беспорядочные люди. Они не связываются с тривиальностями. Ты меня укусила, — сказал он через мгновение.
— Это справедливо, — пробормотала она, и её щёки залил жар.
— В следующий раз кусай сильнее, и мы насыпем немного соли. Тогда будет справедливо, — усмехнулся он, когда она закатила глаза, наблюдая за ним. — Я тоже рад, что это я. Потому что боролся бы за тебя и не смог бы жить, травмируй братьев.
— Я не стою того, чтобы за меня бороться.
— Ты ошибаешься; за тебя стоит убить, Айслин. Вот что пугает меня больше всего.
Глава 27
Айслин шевелила бёдрами, тёрлась о Синджина и стонала. Каждая частичка тела болела, и голод, который, казалось, никогда не будет утолён, кипел, вгрызаясь во внутренности. Синджин двигался на автопилоте, как было уже несколько дней, просыпаясь только для того, чтобы покормить её и самому быть сытым. Переход выдался жестоким, всепоглощающим и, по-видимому, нескончаемым. Она толкнула его на себя, пробегая пальцами по рельефным мышцам на животе. Её глаза отражались в его глазах, доказывая, насколько силён её голод. Она обхватила его член маленькими пальчиками, прежде чем проложить дорожку поцелуев по его животу, пробираясь к тому, чего жаждало тело.
— Айслин, — предупредил он хриплым рычанием, которое только придало смелости.
Она погладила член, наслаждаясь шелковистой плотью, которая напряглась от желания. Затем поцеловала и облизала медленные круги на плоти, распространяя лёд, пока не наткнулась на чувствительную точку, которую принялась ласкать. Он напрягся и зарычал. Затем поднял голову, наблюдая за Айслин, смотрящей ему в глаза. Жар разлился по сердцевине, когда Айслин взяла его в рот, наслаждаясь рычанием, которое не смог сдержать. Айслин ласкала его член, надавливая на нужную точку кончиком языка. И он попытался сесть. Айслин толкнула его, и её магия стала ощутимой в комнате. Она не идиотка; они скрыты, и только трахались и спали. Прошли дни, и вся комната пахла магией и сексом с оттенком зимы и угольков.
Она встала на колени, оседлав его торс, затем откинула волосы с лица, жадно поцеловала Синджина и по-звериному зарычала. Затем прикусила и потянула его распухшую нижнюю губу, прежде чем прижалась сердцевиной к его толстому
— Ты хочешь меня? — хрипло произнесла она.
— Как и то, чтобы воздух, наполняющий мои лёгкие для жизни, — ответил он, скользнув ладонями по её бокам, чтобы удержать за талию. Он не двигал её, а наблюдал, как она сама медленно двигается, принимая каждый его дюйм, запрокинув голову, и крик удовольствия вырывается из глубин её тела. Она чертовски дикая и прекрасная. Её манящий аромат зимы смешивался с его, и каждый раз, когда она находила освобождение, он делал глубокие вдохи, понимая, что никогда этого не забудет. Её грудь подпрыгивала, когда Айслин трахала его, будто была рождена для этого. Он заполнил её полностью, и она не жаловалась на размер или боль. Она брала и отдавала, и он был весь в её отметинах, — укусах и царапинах… И это чертовски сексуально.
Серебряные метки сплетались с нежно голубыми, отмечая её принадлежность к королевской крови, от мысли, что это могло значить, его внутренности сжались. Она не принадлежала ему, и была частью пророчества о спасении Царства Фейри. Он не хотел, чтобы это было правдой, но в момент, когда метки загорелись и начали пульсировать, этого нельзя было отрицать.
Айслин начала стонать громче, когда он перевернул их, двигая бёдрами, чтобы приблизить к краю. Её глаза светились серебром и морской синевой, его имя шёпотом слетело с её губ, как грёбаное благословение. Слёзы текли из её глаз, будто она чувствовала то же смятение. Его освобождение последовало за её, и сила давила на неё, пока он кормил её тем, чем мог. Но его сердце сжалось при мысли о том, что он слишком истощён. Мысль о том, что придётся позвать на помощь, оставила кислый привкус во рту.
Он скатился с неё и упёрся локтями в колени, положив голову на руки. Мягкий звук её ровного дыхания подсказал, что она снова заснула. Синджин поднялся, уставившись на белую плоть, покрытую красными отметинами и синяками.
Синджин сидел на другом конце комнаты, уставившись на спящую красавицу, на которой была его метка. Он заявил на неё права так, как не понимал до сих пор. Его волк жаждал её больше свободы бегать и охотится. Это грёбаная проблема.
Адам — ребёнок, ещё не забыл свою мёртвую подружку и едва ли мог отличить член от пальца. И Синджин должен смотреть, как он уходит с Айслин? К чёрту. Она принадлежит ему. Это одновременно просто и сложно. Она заслуживала мужчину, который смотрел бы на неё, как на грёбаную луну, а он — звёзды, которые освещают небо в честь неё. Ему нравилась мягкость её изгибов и то, как она идеально сочеталась с твёрдостью его мышц. Как её крошечное тело подходило ему. Он жаждал испортить эту мягкость своими прикосновениями, и всё же его попросят уйти. И он уйдёт, потому что, независимо от его действий, или факта, что всегда будет чувствовать отсутствие части души, он дал клятву. Он стоял перед Райдером и обещал сделать всё ради Фейри, помочь исцелить то, что они натворили под управлением отца. Синджин, как и все, кто пережил Алазандера, поклялся в этом.
— Синджин, — прошептала она, пока он наблюдал за ней, и скользнула рукой по кровати, ища его. Он застыл на месте. Впервые за всю жизнь он захотел чего-то большего, чем имел. Айслин потянулась, найдя только смятые простыни там, где он должен быть. С усилием открыв глаза, она осмотрела кровать и приподнялась, чтобы осмотреть тёмную комнату. Страх пронзил её, и она полностью села, оглядываясь. Он сидел в кресле, изучая её, и глаза были полны того, что заставило её внутренности сжаться. Она направилась к нему медленными шагами, скользнув в объятия, когда он раскрыл их, чтобы притянуть её ближе.