Зимний фарс или баллада о бесстрашной Татьяне

Чепенко Евгения

– У меня запросов на мужское население вообще не было. Я только развелась, хотела пожить, как человек.

Рататоск заглянула мне в глаза своими черными, горящими любопытством пуговками.

– Давай подробности! И побольше...

– Хвост отморожу!
– Профессорская болтовня опять довела до греха. Мороз развернулся и пошел на нас.

– Да что ж ты нервный такой!
– возмутилась Рататоск и забралась мне под воротник.

– То-то, - супруг победно кивнул, взял меня за руку и повел к избе.

***

–

Здравствуй, здравствуй, Морозушко, - заулыбалась миловидная старушка.
– Проходи. Садись.

Я с неподдельным удивлением разглядывала обстановку в доме. Прошли через сени, поклонились дому вынужденно, когда в дверной проем входили, и вот стоим посреди самой настоящей сказки. Печь, стол, лавки, скатерть вышитая, занавесочки на окнах тоже с рисунком замысловатым. Вышивка, вообще, была везде. И прялка у окна стояла.

Старушка поставила на стол сметану, варенье и полную тарелку блинов.

– Угощайся, гость дорогой! И спутницу свою угощай.

– Благодарю, - поклонился бабушке Мороз.
– Мне бы Ваню увидеть.

Старушка кивнула, накинула платок и ушла.

– Что за Ваня?
– повернулась я к супругу.

Мороз только плечом повел.

– Поешь. Потом негде долго будет.

– Иван - глава здешней стаи, - ответила белка, сидя посреди стола и зажевывая внушительный кусок блина. Тина в этот момент на полусогнутых кралась к печи.

– Стаи чего?
– не поняла я.

– Волков, - ответил за Рататоска Мороз и принудительно усадил меня на лавку.
– Ешь! Ты тоже!
– Он поднял кошку с пола и вручил мне. Тина уставилась на меня диким взглядом.

– Сметаны? Молочка?
– вежливо уточнила я.

Кошка мяукнула, отвернулась и сиганула на стол. Дама самостоятельная, сама еду найдет. Рататоск на всякий случай подвинулась ко мне ближе.

Ели мы втроем минут двадцать, Мороз рядом стоял и задумчиво меня изучал. Я сначала даже глотать нормально не могла, все на его лицо поглядывала, потом привыкла. Странный он все-таки. Зачем вечно быть таким суровым и резким в общении? Добрый же, внимательный, искренний. Неужто Любомира, в самом деле, на полубога того смотрела? Я про себя фыркнула. Если так, то они с любовником друг друга стоят.

Я вспомнила про родителей, семью. Любопытно, они разницу заметят? Поймут, что перед ними чужая женщина?

Скрипнула входная дверь и в дом вошли трое мужчин.

– Здравствуй, - пробасил тот, что повыше и пожилистее остальных.
– Чем помочь можем?

– Кара попроси нас в столицу отвезти.

Жилистый нехотя кивнул и удалился. Такая забавная игра в зайди - спроси - уйди у этих волков. Рататоск мне уже шепотом выдала, что стая из себя представляет. Разве можно в здравом уме в такое поверить? Я доела, вытерла руки о полотенце, поднялась с лавки и пошла на замерших у входа

парней. Не назовешь ведь волками. Очень уж хотелось вблизи их рассмотреть. Я почти дотянулась до крайнего, когда меня подняли за талию и перенесли обратно к столу:

– Стой тут.

Я подняла взгляд на Мороза и сердито нахмурилась. Серые глаза сощурились в ответ. В переглядки нам не дал доиграть старший волк. Быстро вернулся.

– Кара видел вас и ждет.

– Ох ты ж, - искренне офигела я, выйдя из дома. Прямо возле крыльца стоял огромный конь с полупрозрачными крыльями.

– Красавец?
– довольно пробасил зверь, глядя мне в глаза и гарцуя.
– Впечатление произвожу?

Волки засмеялись. Мороз молча закинул меня с Тиной на руках и Рататоском на голове на спину коняге, сам сел позади.

– Держись, девица человеческая!
– всхрапнул Кара, развернулся, разбежался и взмыл ввысь.

Возможно, будь я сама собой, перепугалась бы до чертиков. Дело-то нешуточное на спине огромной крылатой лошади над землей лететь. Но я даже не пискнула, да и держаться не подумала. Глаза вместо меня остервенело таращила Тина, материлась Рататоск, а Мороз за талию держал. Отличная замена всем страхам и инстинктам.

– Ну ка-ак?
– пропел басом Кара, перекрывая свист ветра.
– Впечатляю?

– Да!
– счастливо рассмеялась я.

– Только на крылья не сползай, а то неудобно.

Мороз резким движением подвинул меня к себе ближе. Счастливая до глубины души я прижалась к теплой груди. Чем больше времени проводила в этом мире, тем больше он, мир, мне нравился. Настоящий Мороз, говорящая белка, оборотни, теперь пегас.

– Он тулпар, - проговорил мне на ухо муж.

Тулпар? Я заулыбалась. Звучало красиво. Все тут было красивым и непредсказуемым. И тут меня осенило.

"А как стихия выбирает жен ваших?"

– Не знаю, - тут же откликнулся Мороз.
– Ее изображение просто появляется у того, кому она предназначена.

Сформулировать недоумение в короткий вопрос я не смогла, но Мороз меня и так понял.

– Это льдинка с ее ликом. На нем она не новорожденная была, а такая, какой стала ко времени венчания. У Любомиры в семье, когда она родилась, появилось мое изображение. Так они и узнали.

"Ты сам за ней пришел?"

– Да. Только не забрал, спрятали ее.

Я снова не сумела облечь мысли в форму. Мороз рассмеялся.

– Конечно, знал где. Но забирать желания не имел никакого. Долгие годы наблюдал в водах реки, как она взрослела.

Не знаю как, но я почти физически ощутила его неприязнь и боль.

"Все так плохо?"

Мороз не ответил. Впрочем, и не надо было. И так поняла.

"А когда забрал?"

– Ее привезли к переходу и оставили вместе с приданным, когда она замерзать даже в самую жаркую погоду начала. Стихия выбора не оставляет.