Зимний Фонарь
Шрифт:
— Мужчина, значит? — усмешкой кривит рот предвестница, сводя брови к переносице. Послушница без тени сомнений смотрит на наставницу и кивает. — Что ж, будь по-твоему.
Гордо задирая нос, девушка движется к выбранному. Из-за шлема смертник не слышит её, но отчего-то вздрагивает, когда та приближается. Тем временем предвестница с презрением взирает, как то, что должно было стать топливом жертвенного огня, было избрано… во имя чего?
Защиты?
Шатенка несмело подходит к худощавому мужчине и, щёлкнув защитным
— Emech nonel… — хрипло произносит смертник и, поднимаясь на ноги, усмехается. — Dej sazerkkon zos?
— Zex sazerkkor zos deemoire, — отвечает будущая вестница, и в зелени её глаз вспыхивает огонь, — derliempf. Ты недостоин, чтобы с тобой говорили на этом языке.
Едва наклонив голову, дезертир замечает знакомую тень среди безликих гаргулий. Она едва выделяется: во всяком случае, недостаточно, чтобы её приметил кто-то ещё. Выбранный в предвкушении затаивает дыхание.
Но ничего не происходит.
Едва снайперский прицел находит его, как тут же отворачивается. Позиция остаётся пустой.
Эпизод третий
Нулевая Высота: Киноварийск
10-24/994
Мир на грани вымирания.
Вот только каждый век человечество переходит новую грань.
Кемром считает, что точка невозврата была пройдена при Восхождение Немока. Пока одни боролись с телесными недугами, Отец Боли посеял семя ментальных. Разумеется, за свою долгую жизнь мужчина неоднократно становился свидетелем катастроф, спровоцированных алчностью или отчаянием. Однако некоторые эпизоды дезертир может объяснить лишь существованием расстройств, что передаются воздушно-капельным путём и толкают людей на совершение подлинной жестокости.
Собственными глазами карпеец видел растлённых историей детей: как они, в надежде скрыться от тягот Войны, искали героев в учебниках. Как юные послушницы отдавали свои души скончавшимся исследователям и воинам, а послушники, не желая отставать, поклонялись святости умерших жриц. Кемром видел безумие, поселившееся в сердцах Чёрных Зорь, и чернота из названия стала прямым продолжением их самих.
До самого прибытия Кемром то и дело вспоминает свою покровительницу. Ту самую девушку, что уже женщиной носит на сердце кулон с фотографией из учебника и в сердце — мечты о Великом Восхождении.
— Значит, она хочет, чтобы мы всех убили? — вырывает его из плена воспоминаний ровный голос. По телу пробегает приятная дрожь, когда звучит грассирующее: — Deemoire?
— В идеале, — меланхолично уточняет тот, — но будем учитывать человеческий фактор: куда больший ужас вызывают не умершие, а выжившие — те, кто оказался на волосок от смерти. Подменить все вакцины мы не сможем, но организовать подобие лотереи… вполне. Это создаст необходимый резонанс.
— Но разве это оправданно? — Капитан отрицательно качает головой. — Если бы у меня была кожа, по ней бы непременно пошли мурашки.
Восхождение
Прежде здесь активно развивалась свинцовая промышленность, а в последствии — разработка и производство оружия. Именно с местных цехов вышли такие представители ремесла смерти, как крематорский огнемёт «Сварог» и карабин «Стриба».
Всё изменилось после падения Йер-Агрисского Предела: элегический токсин выжег город меньше, чем за месяц. Улицы исполосовали траншеи да рвы со сваленными в них трупами. Заводские оружейные и склады были поражены. Дабы предотвратить мародёрство вкупе с распространением возможных болезней было принято решение сбросить на город урановую бомбу.
Ныне Киноварийск превращён в поле цикличной атомной войны: той самой, о которой мир слышал лишь мельком. В долине руин десятками разрываются ядерные бомбы, и шляпы вырастающих грибов коронуют площадь. Только выжженные пеклом скелеты неизменно лежат на земле.
Радиоактивное излучение теплом касается вечной мерзлоты. В отсветах древнего пламени пылают остатки крепостных стен Йер-Агрисского Предела. Виднеющиеся вдали уцелевшие башни зубьями вгрызаются в свинцовые тучи. Северные ветра тщетно пытаются стереть следы той катастрофы.
— Один выстрел мог всё это предотвратить, — беззлобно рассуждает Кемром и многозначительно отводит взгляд. — Своевременный, а ты там была, и точно в цель — в твоей меткости у меня не было возможности усомниться. Какая мораль запретила тебе это сделать?
За капюшоном невидно его лица. Однако в тени сверкает пара белоснежных зрачков, прорезающих тень мутным свечением.
— Я рассчитывала, что Верховная поможет тебе, — поддерживая высокопарный тон, отвечает estelatte и подходит. Под ногами хрустит щебень. — Мне жаль. Я не ведала, что она и её дочери преисполнились тьмой.
Из-за леса слышится протяжный свист. Гул монструозной паровой трубы приближается. Дымный столб пронзает горизонт, и вот на свет выныривает «Оскола». Поезд, охваченный элегическим токсином. Собранный из частей разрушенных храмов, он мчится в снежной белоночи. Окна кабины машиниста озарены ярким светом, но внутри никого нет.
С самого Восхождения Немока люди пытались создать лекарство от всех болезней. Исследования продвинулись только после Нисхождения оного. Проект получил название «Панацея».
Однако первая проба единой вакцины оказалась ядом.
Прежде чем даровать абсолютное здоровье, «Панацея» провоцировала обострение доминирующего недуга. Апробированную партию отправили на утилизацию «Осколой» — самым быстрым поездом того времени, — но она исчезла вместе с грузом на Транссибирской магистрали.
Со временем эта история трансформировалось в легенду. Обросла подробностями, деталями и уподобилась страшилкам из детского лагеря. Затем вышел «Миротворец» — вакцина для повышения резистентности к элегии.