Зимний Фонарь

Карнов Тихон

— Анастази? — отрываясь от пациента, спрашивает Даналия и выпрямляется. — Ам, почему так долго?

— Кризис на Гейнсборо, — неохотно отвечает вестница, переступая порог палаты. Синеволосая забирает пакет с вещами и кладёт его на пол у прикроватной тумбочки. — Как он?

— Не очень, — отвечает Анера, пряча руки в карманах формы. Ткань, что ещё утром была белоснежной, ползёт элегическими пятнами. — По моим прикидкам поражено около 40 % тела. К обеду его осмотрит врачея, госпожа Лайтала: она точнее составит картину болезни и уже назначит лечение…

— И… сколько это займёт

времени? — осторожно интересуется блондинка и понижает голос, — и денег?

— Уфф… Социальная страховка нашего региона предусматривает бесплатное лечение манифеста, — рекламно улыбается Даналия. Затем, подойдя ближе, переходит на полушёпот, — но с учётом того, что манифест не лечится, толку от этого немного. Скорее всего, ему назначат пятидневный курс апейрона, чтобы снять обострение, а там… Ну, советую иметь тысяч двадцать в заначке: в лучшем случае, понадобится ежемесячная профилактика.

— Что? — изумляется Анастази, глядя на снующих по этажу людей. — Получается, ремиссия настолько… несущественна?

— Добиться длительной ремиссии непросто, — неопределённо качает головой старая знакомая, — учитывая анамнез Эли.

— А что с ним? Разве глаз на это как-то влияет?

— Ты… не знаешь? — недоумевает знакомая. Когда посетительница кивает, фельдшерица недовольно сжимает губы. — В прошлом году была… операция. Экзитоз почки. Я сопровождала его в областной центр, и…

— Это было уже после глаза? — зачем-то уточняет Анастази. Ей становится неловко, когда Анера закатывает глаза. — Прости, я просто нервничаю.

— Ничего, — смягчается та. — Да, это было уже после. Ты и без меня знаешь, как Элиот относится к своему здоровью: даже в запущенном состоянии не посетит доктора, чтобы не получить ещё каких-нибудь ограничений.

— Так и с глазом было, — подтверждает блондинка, неохотно погружаясь в тот плохой день. — Вот только, надеюсь, я… Я хотя бы вовремя приехала.

Звучит это, скорее, как вопрос. Собеседница вновь качает головой, то и дело обеспокоенно поглядывая в сторону палаты. Тогда же к девушкам подходит статный мужчина в солнцезащитных очках. Он одет в представительное пальто; его брюки выглажены, а на ногах сапоги на небольшом каблуке. Шипровый парфюм, подмечает Анастази, использован с целью скрыть курение — шлейф чего-то тягучего и химического тянется по коридору.

— Вы медсестра? — спрашивает мужчина. Его произношение столь специфично, что сперва балтийки ни слова не понимают и озадаченно переглядываются. Тогда иноземец повторяет почти по слогам: — Вы медсестра? Вы здесь работаете?

— Госпожа Анера, — кивком подтверждает Даналия и хмурится. — Вы чего-то хотели? Простите, у нас сегодня много пациентов, и…

— Потому я и здесь, — перебивает мужчина и протягивает раскрытую ксиву. — Меня зовут Виктор Миронов, и я из Красморовской Организации Здравоохранения. Мне нужна подпись от вашего главного врача, чтобы мы смогли разгрузить партию «Миротворца».

«Миротворец», конечно. Диковинное изобретение имперской фармацевтики — вакцина, повышающая резистентность к

элегии. Только в прошлом месяце по погостным больницам начались поставки, и для Линейной это вовремя. Главный минус «Миротворца» заключается в том, напоминает себе Анастази, что носителям генетических пороков он не подходит.

Даналия растерянно кивает, поднимая взгляд на представившегося. В отличие от медсестры, Анастази смотрит на него с недоверием. Отчего-то иноземец кажется ей знакомым.

Растерявшись, Лайне непроизвольно следует за ними в кабинет к главврачу. Творящийся в больнице хаос действует на нервы: вездесущий кашель и пыль вынуждают девушку шарахаться от каждой тени.

В массе своей медперсонал неподготовлен к приёму поражённых. Перчатки, маски — всё это предоставляется в столь ограниченном количестве, что некоторые закрываются платками, шарфами, а вместо медицинских перчаток используют хозяйственные, а то и уличные.

Кейс иноземца то и дело приковывает взгляд вестницы. Выглядит тот в худших традициях кинопрома — стальной, с непонятными наклейками и этикеткой, предупреждающей о хрупкости багажа. В самом деле, Анастази даже не удивилась бы, если внутри оказался субстрат элегии. Господин Миронов также не внушает доверия: кем бы ни был этот иноземец на самом деле, его акцент точно не русский.

Втроём они и заявляются к главврачу. Завидев посетителей, мужчина сорока лет поднимается из-за стола. Только возмущение трогает его лицо, как Миронов с ксивой наготове начинает уже знакомую речь. Заодно в ходе диалога выясняется, что в кейсе лежали документы. Как полагается, в четырёх экземпляр — по паре на русском и, соответственно, на нова эспере.

— Когда я смогу забрать своего брата? — максимально уверенным голосом спрашивает Анастази. Собравшиеся удивлённо на неё косятся. — Как скоро можно будет произвести выписку с элегическим манифестом?

— Ну… — почёсывая затылок, несколько насторожённо начинает главврач и сверяется с настенным календарём. — Не раньше, чем через пять дней. Сначала нужно снять шок, а потом — стабилизировать состояние… Да и то, столь ранняя выписка только под личную ответственность!

— Может, всё-таки выждешь немного? Возможно, Эли стоит вакцинироваться… да и тебе тоже, — осторожно произносит Анера, и Лайне с усмешкой слышит в её словах отзвук своих. — Тогда вам не придётся делать крюк через Родополис.

— Ничего, — непримиримо отвечает Лайне, — я как раз хотела бросить в Сигур пару монет. О вакцинации мы подумаем уже там… а насчёт заявления можете не переживать — оно будет у вас на столе.

Опасаясь сопротивления, Анастази покидает кабинет. Притормаживает лишь у палаты брата — тот, в отличие от своих новых соседей, уже спит. Девушка тяжело вздыхает, спешит на выход.

— А вы, — нагоняя её у приёмной, интересуется Миронов, — я так понимаю, не верите в современную медицину?

— Верю, — под нос отвечает она, — но в необходимость индивидуального подхода больше.