Зимняя бегония. Том 1
Шрифт:
Сидевшая рядом госпожа Лю ударила Чэн Фэнтая по руке:
– Не давайте третьей барышне ещё раз вытянуть, так второй господин непременно выиграет.
Чэн Фэнтай тут же обернулся к ней и с улыбкой спросил:
– Тогда, быть может, госпожа Лю нащупает мне одну?
Он нарочно произнёс такую двусмысленную фразу, и все начали подшучивать, они прекрасно знали, что Чэн Фэнтай остёр на язык, и никто не воспринимал его слова всерьёз. Покраснев, госпожа Лю выплюнула возмущённое «Тьфу!». Сидевший вдалеке господин Лю тоже услышал слова Чэн Фэнтая и презрительно улыбнулся. Подойдя к их столу, он как следует толкнул Чэн Фэнтая:
– Второй господин Чэн! Так необдуманно поступаете, берегитесь, а то пойду и доложу обо всём второй госпоже.
Фань
– Что говори ей, что не говори – всё одно, куда уж моей старшей сестре смотреть за ним!
Раздался взрыв смеха, а затем разговор снова вернулся к обсуждению пикантных сплетен о Шэн Цзыюне и Шан Сижуе, и о барышне Фань Цзиньлин все позабыли.
Чэн Фэнтай сказал:
– Шэн Цзыюнь приехал в Бэйпин учиться, и вот тебе на, содержит актёришку! Ещё большая трата денег, чем ходить по весёлым домам. Его старший брат как узнал, так принялся на меня возводить напраслину, мол, я дурно на него повлиял. В прошлом письме он спрашивал меня о бэйпинских ценах, не иначе как младший брат постоянно просит прислать денег, он и заподозрил неладное. Братец Лянь, вот ты скажи: этот Шан Сижуй в конце концов Су Дацзи или литературный гений Ма? Какие же разрушения он приносит людям!
В рассказах других людей образ Шан Сижуя непременно обрастал деталями, большая часть из которых была пустыми слухами – за что купили, за то и продали, и вопрос о его положении оставался открытым. Зато рассказам Фань Ляня о Шан Сижуе можно было верить. Когда произошли истории, поднявшие шум, он как раз был в Пинъяне. К тому же он приходился второй госпоже единокровным младшим братом, так что они с Чан Чжисинем были хоть и не кровными, но всё же родственниками.
Фань Лянь заговорил:
– Как по мне, этот Шан Сижуй и Су Дацзи, и Ма-вэньцай в одном лице. В том году в Пинъяне, ох, что за шум там стоял! Как Шан Сижуй и жена моего двоюродного брата разошлись каждый своей дорогой, так из-за этого скандала артисты в Пинъяне отказались выступать. Пинъян отличается от вашего Шанхая, там все одурманены театром! Какой президент сейчас сменился, простой народ может не знать, но какой артист поёт в каком спектакле – в этом они разбираются лучше, чем в собственной родословной. Как-то раз актёры отменили выступление, так люди вели себя как опиумозависимые: на улицах каждый день были драки – без привычного развлечения все метались в беспокойстве, и дать выход гневу они могли только подравшись.
События того года в Пинъяне они обсудили уже вдоль и поперёк, но всякий раз, как об этом заходил разговор, все тут же увлечённо включались в разговор.
Кто-то спросил:
– Они ведь разъехались, так почему артисты отказались выступать?
Фань Лянь ответил:
– А ты сам подумай! Два главенствующих артиста, у каждого свои поклонники. Они затеяли склоку, а почитатели их разделились на две стороны – да с таким треском, что шума было на весь город! В особенности взбаламутилась их труппа «Шуйюнь», которая тоже разделилась на две группы, грызня внутри царила невыносимая. Отъезд моей двоюродной невестки и двоюродного брата из Пинъяна Шан Сижуй принял слишком близко к сердцу, он взбежал на звонницу и во весь голос принялся распевать свои арии – день и ночь напролёт. Его звонкий голос пролился на город подобно благодатному дождю после засухи, спасая оголодавших пинъянцев. Жители города собрались под звонницей послушать его пение, восторгались им, да так, что все дороги оказались заполонены, торговля в городе остановилась, и главнокомандующий Чжан так перепугался, что взял бойцов и пошёл разгонять людей. Шан Сижуй допелся до того, что начал харкать кровью, он человек упрямый: его уговаривали спуститься, а он подошёл к самому краю, словно вот-вот спрыгнет, – напугал всех до ужаса. Наконец главнокомандующий Чжан лично забрался на звонницу и спустил его вниз, приманив, словно кота.
Раздался вопрос:
– Говорят, что этот Шан Сижуй тогда обезумел, это правда?
Фань Лянь ответил:
– Обезумел или нет – сложно сказать, на мой взгляд,
Госпожа Хань презрительно бросила:
– Главнокомандующий Чжан повстречал настоящего злого духа! Сам на себя беду и навлёк. А то почему, как вы думаете, он проиграл командующему Цао?
Чэн Фэнтай этим очень заинтересовался:
– Госпожа Хань, расскажите-ка подробнее, как главнокомандующий Чжан проиграл моему зятю?
Госпожа Хань только сейчас вспомнила, что здесь шурин командующего Цао, голос её сразу же смягчился, и она рассмеялась:
– Я слышала это от других, не хотелось бы, чтобы второй господин передал это командующему, да и что мы, женщины, в этом понимаем?.. Поговаривают, что в то время силы двух сторон были примерно одинаковы. Вот только Шан Сижуй подослал актрисок с возбуждающим средством, чтобы втереться в милость к главнокомандующему Чжану, тот, одурманенный, лежал на кровати не в силах подняться. А когда стаю драконов лишают головы, солдаты начинают проигрывать, словно горы обрушиваются.
Чэн Фэнтай воскликнул в изумлении:
– Ещё и это успел натворить! Он хозяин театральной труппы или же публичного дома?
Госпожа Хань покосилась на него:
– Думаете, это неправда? И главнокомандующий Чжан не заметил, как командующий Цао увёл у него из-под носа тридцать тысяч человек и конницу? Будь он в трезвом рассудке, разве он не управлял бы своими солдатами и разве пришлось бы ему сдаваться?
Посмеиваясь, Чэн Фэнтай покосился на госпожу Хань, однако вид принял очень серьёзный. Под его взглядом госпожа Хань забыла всё, что хотела сказать, и невольно сбилась. Таким он был, этот Чэн Фэнтай – постоянно, не заботясь о времени и месте, обменивался взглядами с барышнями и госпожами, а другим только и оставалось, что обливаться холодным потом, наблюдая за этим.
Фань Лянь уставился на Чэн Фэнтая и пару раз кашлянул, словно желая сказать: «Зять, ты бы остановился, столько народу здесь собралось, рано или поздно мужья тебя прикончат».
Фань Лянь и Чэн Фэнтай как встретились впервые, так сразу и подружились, очень уж они сходились во вкусах, и Чэн Фэнтай для Фань Ляня даже стал роднее старшей сестры. Когда у Чэн Фэнтая случались любовные похождения на стороне, Фань Лянь прикрывал его перед сестрой, крича, что-де вторая госпожа не верит собственному брату и принимает его за пособника преступления.
Кто-то улучил момент и спросил Фань Ляня:
– Так что, сейчас Цзян Мэнпин уже не поёт?
Тот ответил:
– Нет, уже не поёт. Чан Чжисинь полностью её поглотил, как он может позволить двоюродной невестке открыто выступать на людях. Тем более что невестка сама не осмеливается нос показать, боится, что Шан Сижуй разыщет её и принесёт несчастье.
Чэн Фэнтай прыснул:
– Уже несколько лет прошло, как всё случилось, разве у этого Шан Сижуя такое большое влияние и неужто он всё ещё помнит об этом? Да и к тому же, как какой-то актёришка может учинить неприятности ей, родственнице семьи Фань? Откуда у него столько сноровки?
Фань Лянь ему возразил:
– Да ты не знаешь! И у актёришки найдётся сноровка. В тот год, когда всё случилось и между сестрицами вышел разлад, сердце моей невестки сгорело дотла и покрылось льдом, в память о старой любви она уступила ему труппу «Шуйюнь», иными словами, из страха перед ним возместила убытки. Затем, в один прекрасный день невестка под защитой Чан Чжисиня вернулась в актёрскую уборную, чтобы забрать кое-какие вещи, а ребятишки, которые учились там игре, завидев её, так обрадовались, что принялись громко кричать, как назло, эти крики услышал Шан Сижуй и от ярости едва не задымился, выпрыгнув из-за занавески, он набросился на супругов и выволок их на улицу. Чан Чжисинь – барчук, как он мог это вынести, его достоинство втоптали в грязь! А тогда они с Цзян Мэнпин оба ни черепички не имели над головой, ни клочка земли под ногами…