Зимняя бегония. Том 1

Тянь-Эр Шуй Жу

Один из старичков заметил, что Чэн Фэнтай скучает и не знает, чем себя занять, с улыбкой спросил:

– Второй господин Чэн, вызвались составить нам компанию на представлении, а сами приуныли?

Чэн Фэнтай рассмеялся:

– Честно говоря, ни слова не разберу.

Другой старичок подхватил:

– Верно. Второй господин Чэн ведь шанхаец, наверняка ему по душе шанхайские сказы таньхуан [33] да шаосинская опера? [34]

33

Таньхуан (кит. ??) – вид песенного

сказа, распространённого в приморских районах Цзянсу и Чжэцзяна, со временем развился в театральное представление.

34

Шаосинская опера (юэцюй) – образовалась из песенных сказов, распространённых в уезде Шэнсянь провинции Чжэцзян. Сам жанр оформился в 1906 году.

Чэн Фэнтай ответил:

– Такое я тоже не слушаю. Покойный отец учился на Западе, и мы с сёстрами с самого детства слушали западную музыку. А в этой опере… я плохо разбираюсь. Хотя и грим, и люди выглядят довольно живо и любопытно.

Старикашка с улыбкой оправил бороду.

– Судя по словам второго господина, вы понимаете в лучшем случае половину происходящего, – заметил он затем и вздохнул. – Мир так изменился, молодёжь уже не любит слушать оперу. У молодых господ и барышень из моей резиденции уже нет желания слушать китайскую оперу, они любят ходить туда, где нет арий… Как же это называется?

Второй пришёл ему на помощь:

– Драматический театр. Это ведь драматический театр?

– Да-да, драматический театр, драматический театр! Скажи-ка, ничего из того, что оставили предки, им не нравится, уезжают всему учиться у людей с Запада, так и страну погубить недолго.

Заговорив о больном, оба старичка тяжело вздохнули. Немного погодя интерлюдия подошла к концу, и вышел Шан Сижуй в ярком наряде и гриме гуйфэй [35] , от жемчуга на его голове у зрителей зарябило в глазах. Глядя на него, Чэн Фэнтай подумал, что Шан Сижуй в переливающемся всеми возможными цветами образе выглядит очень худым и маленьким. Зато Чача-эр охватило несравнимое волнение, она вцепилась обеими руками в чашку с чаем и не отрывала от Шан Сижуя взора. Сверкающий драгоценностями, он казался ей невыносимо прекрасным, а его острый ясный взгляд резал подобно ножницам.

35

Гуйфэй (кит. ??) – «драгоценная супруга, наложница императора».

Стоило Шан Сижую выйти на сцену, как люди принялись бросать даяны и драгоценности на сцену, громкие одобрительные выкрики накатывали волнами. Он ещё не запел, а зрители уже оказали ему радушный приём, вот так обходились с Шан Сижуем поклонники.

Чача-эр впервые увидела подобную забаву, и в её взгляде мелькнул большой интерес. Чэн Фэнтай улыбнулся и проверил карманы: денег с собой не было, к тому же кидать деньги скучно, часы тоже не кинешь – сломаются. Он снял со среднего пальца золотой перстень, облицованный жадеитом, и положил в руку Чача-эр со словами:

– Давай, Чача-эр, тоже брось-ка.

Чача-эр подошла к перилам и, перегнувшись, прицелилась перстнем в Шан Сижуя и бросила. У неё перед глазами стоял только Шан Сижуй, и бросок её оказался чересчур метким. Перстень угодил Шан Сижую прямиком над бровью, так что он даже качнулся от удара. Взгляд его стремительно скользнул по ложе Чэн Фэнтая.

Чэн Фэнтай подумал про себя: «Дело дрянь!» Золотой перстень был весьма тяжёлым, чего доброго, от такого удара и синяк останется. Чача-эр смешалась, быстро подбежала к брату и схватила его за руки, перепугавшись. Старички, напротив, расхохотались:

– А третья барышня какая везучая-то! Силы в руках у неё немало, да и меткость не уступает!

Чэн Фэнтаю показалось это странным, он-то думал, что они заядлые поклонники Шан Сижуя, разве нет? Тогда почему удар по Шан Сижую доставляет им такую радость? Затем пришла другая мысль. Он-то принял это

место за шанхайский оперный театр. Здесь же актёры и проститутки – люди одного толка [36] , точнее, и не люди вовсе, а игрушки: у кого есть деньги, те могут терзать их как вздумается. От этой мысли Чэн Фэнтаю стало неуютно; дома, в Шанхае, отец воспитывал его так, что за каждую поданную чашку чая слуг пристало благодарить, а потому в глубине души он очень не любил соотечественников, делящих весь мир на высшее и низшее общество. Он похлопал Чача-эр по спине, призывая её сесть, и сказал:

36

В Китае издревле игра в театре считалась низким занятием, так, актёры не могли занимать государственные должности.

– Ничего, Чача-эр, мы же это не нарочно, подожди чуть-чуть, и старший брат отведёт тебя к нему извиниться.

Двое старикашек в поведении Чэн Фэнтая усмотрели что-то своё и незаметно обменялись понимающими усмешками, подумав про себя, что извинения всего-навсего предлог. Неужели второй господин Чэн ищет оправданий, дабы прогуляться за кулисы? Страдания Шан Сижуя, казалось, ранили Шэн Цзыюня в самое сердце, выругавшись, он поднялся на ноги, чтобы посмотреть, где же сидит главный зачинщик этого безобразия. Чэн Фэнтай, склонившись, разговаривал, и лица его было не разглядеть. Шэн Цзыюнь продолжал рыскать взглядом в поиске виновника. Договорив, Чэн Фэнтай повернулся и поймал его взор, так что Шэн Цзыюню ничего не оставалось, кроме как подойти и поздороваться.

– Второй брат Чэн.

Старикашки поправили очки и осведомились:

– А это кто?

Чэн Фэнтай ответил:

– Младший брат моего старого товарища по университету, шестой молодой господин из шанхайской семьи Шэн, Шэн Цзыюнь, сейчас учится в Бэйпине.

Старикашки, наслышанные о семье Шэн, тут же принялись наперебой расхваливать таланты Шэн Цзыюня, и тот, с покрасневшим от стыда лицом, одну за другой возвращал им любезности.

Чэн Фэнтай сказал:

– Будет вам, сейчас начнётся представление, молодому господину Шэну нужно возвращаться на своё место.

Шэн Цзыюнь согласно кивнул, и только он повернулся, как Чэн Фэнтай ухватил его за манжету и, наклонившись, прошипел в самое ухо:

– Подожди-ка, я ещё задам тебе пару вопросов!

Сердце Шэн Цзыюня бешено заколотилось.

На сцене Шан Сижуй издал несколько скрипучих звуков и запел, из его гортани полились ясные и мягкие звуки, модуляции его голоса напоминали пение иволги. Эту оперу, «Опьянение Ян-гуйфэй», Чэн Фэнтай уже смотрел несколько раз за компанию, но едва мог разобрать и пару слов: «Взошла луна над островом, и явился там заяц яшмовый [37] с востока. Покинула луна тот остров в море, и мир вдруг разделился пополам».

37

Яшмовый заяц, или лунный заяц (кит. ??) – по легенде, живёт на Луне и толчёт в ступе снадобье, дарующее бессмертие.

А дальше Чэн Фэнтай уже не помнил. Хотя Чэн Фэнтай слов не разбирал, сперва молча слушая этот голос, он мало-помалу начал понимать смысл и тихонько стал напевать себе под нос. Тут он обнаружил ещё одно преимущество китайского театра перед западным: визгливые звуки хуциня [38] бодрили слушателей, не позволяя тем, кто ничего не понимал в происходящем, провалиться в дремоту.

Зазвучал высокий голос, и вдруг зал охватило волнение. Многие, возмутившись, вставали со своих мест и покидали зал, а некоторые и вовсе принялись свистеть.

38

Хуцинь (кит. ??) – китайская скрипка.