Зимняя мантия
Шрифт:
На вершине холма охранники поставили Уолтефа на колени лицом к восходящему солнцу. Пока священник читал над ним молитву, приблизился палач, сверкая мечом.
Глаза Уолтефа расширились от ужаса, и Симон увидел в них страстное желание жить. Даже сейчас он не мог поверить, что смерть близка.
– Ради всего святого! – взмолился он. – Дайте мне время, чтобы в последний раз помолиться за себя и за вас.
Палач замешкался и оглянулся на собравшихся рыцарей.
– Валяй! – проворчал Юдо Шампанский, нетерпеливо махнув рукой. – Но поторопись! – Стоящий рядом
Уолтеф раскинул руки, склонил голову и заговорил, перекрывая голос прелата.
– Pater noster qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum.
Adveniat regnum tuum…
Симон тоже молился, его сильный юношеский голос звучал громко и ясно. Люди, стоящие рядом, бросали на него косые взгляды, но ему было все равно. Он молился для Уолтефа, для его поддержки и веры.
Уолтеф услышал Симона, поднял голову и нашел его глазами. Симон разглядел в них напоминание о своей клятве и страстную мольбу. Но Симон был бессилен ему помочь.
– Et пе nos inducas in temptationem. –Голос Уолтефа замер, и взгляд с Симона переметнулся на группу знатных рыцарей, чьи интриги привели его на это место. Юдо Шампанский, Робер Мортейнский, Роджер Монтгомери… Он смотрел, пока они не загородили от него восход солнца. – Sed libera nos a malo.Но избави нас от лукавого. – Толпа вокруг зашевелилась, и палач неуверенно огляделся. Юдо кивнул. Палач взялся обеими руками за меч, отвел его назад и резко опустил, одним ударом отсекая голову.
– Аминь! – уже в одиночестве закончил Симон. Наступила жуткая тишина. Некоторых в толпе рвало. Симон прошел через все это накануне. Теперь он сухими глазами смотрел, как забрызганное кровью тело Уолтефа погрузили на похоронные дроги, голову положили рядом. Кто-то из толпы пытался пробиться ближе, но солдаты не позволяли это сделать. Симона, как придворного, пропустили через кордон. Слуга уже смывал с травы кровь, поливая ее водой из ведра, убирая все следы казни. Одеяло, которым накрыли тело, пропиталось кровью, пока останки Уолтефа несли к уже выкопанной могиле.
Симон стоял на краю глубокой ямы. Уолтефу отказали даже в гробе или покрывале. Тело просто сбросили с дрог в яму. Один человек наклонился и приставил отрубленную голову к шее. Сразу же рабочие начали забрасывать могилу землей. Их торопливость была столь же неприличной, как и та смерть, которая выпала на долю Уолтефа.
– Разве тело сеньора не перевезут домой, в Хантингдон, и не похоронят там? – спросил Симон у монахов, помогавших епископу у могилы.
Монах покачал головой.
– Нам велели похоронить его на месте казни, – пояснил он, сложил молитвенно руки и присоединился к другим, читающим заупокойную молитву.
Симон знал, что они зря стараются. Душа Уолтефа не успокоится в этой земле. Его дух будет появляться и требовать если не мести, то почтения и покоя.
Землю утоптали и покрыли зеленым дерном. Симон повернулся, чтобы уйти. В отдалении стояли женщина
Горло у Симона сжалось. Он посмотрел на женщину, хотел улыбнуться, но встретил враждебность в ее глазах.
– Нормандские ублюдки, – прошептала она и, взяв дочь за руку, торопливо пошла к деревянным строениям, где жили слуги.
Симон медленно подошел к могиле. Ветерок теребил лепестки нежных цветов, которые уже начали вянуть. Он тоже перекрестился, преклонив колено, и быстро захромал прочь.
Глава 21
Кроулендское аббатство, октябрь 1087 года
Где-то пел жаворонок. Его пение заставило Симона поднять взор от дороги к просторному небу, по густой осенней синеве которого пробегали легкие белые облака. Скоро он заметил крошечную точку высоко в небе и подумал, как, наверное, интересно смотреть на мир с высоты ангелов, быть птицей и чувствовать крыльями ветер и видеть все далеко вокруг.
Песня смолкла, и в спокойном чистом воздухе раздался звон колоколов Кроулендского аббатства, сзывающий монахов к молитве.
Услышав этот звон и завидев церковь, Симон почувствовал что-то, похожее на нетерпение или беспокойство. Прошло одиннадцать лет с того дня, как он простился с Уолтефом. Теперь он приехал сюда, чтобы надеть мантию, дарованную ему новым королем. Но прежде он должен был совершить паломничество.
Вильгельм Нормандский, которого одни звали Бастардом, а другие Завоевателем, умер месяц назад, получив смертельное ранение при падении с лошади. В течение нескольких дней страшной агонии он завещал Нормандию своему сыну Роберу – старшему из трех здравствующих сыновей. Англия отошла среднему сыну – Вильгельму Руфусу, а младшему, Анри, он завещал пятьсот марок серебра из своей сокровищницы.
Многие считали, что Англию должен был наследовать старший, Робер. Он и сам так считал, поэтому следовало ожидать скорых беспорядков. Вот почему Симон и оказался в этих краях во главе закаленного в боях отряда.
Когда он со своими людьми подъезжал к аббатству, они заметили непрерывный людской поток, текущий в одном направлении. Некоторые, побогаче, ехали верхом, другие передвигались на телегах, запряженных быками, третьи шли пешком или плыли на лодках по многочисленным речным протокам, окружающим аббатство. Симон заметил маленькую девочку с золотистыми волосами, которая цеплялась за руку матери и несла букет цветов. Они так остро напомнили Симону о дне казни, что его руки непроизвольно натянули поводья, и лошадь метнулась в сторону. Ребенок со страхом взглянул на него, а мать быстро прижала девочку к себе. Симон успокоил лошадь.