Зимняя мантия
Шрифт:
Симон промолчал. Ему нравился Уолтеф, но он не переоценивал его способности политика.
– Король не говорил, как долго он собирается меня здесь держать?
– Нет, милорд. Но велел мне служить вам все это время.
Уолтеф внимательно посмотрел на него.
– И я этому рад, – произнес он глухим голосом и выпил вино с отчаянием человека, жаждущего забыться. – Только бы я предпочел, чтобы это было при других обстоятельствах.
– Я тоже, милорд, – смущенно признался Симон. Уолтеф опустил кубок на колено.
– Мне кажется, что не было времени, когда бы я не был чьим-то пленником или
Симон отметил, что Уолтеф сказал «твой» король.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Я удивляюсь, почему вы так поступили… впутались в заговор Ральфа де Гала.
– Я был пленником, который постоянно дергал дверь темницы в надежде вырваться. Кто-то предложил мне ключ, я его взял, но оказалось, что он от другой темницы, еще более мрачной. – Он поморщился. – Я не жду, что ты поймешь, что значит жить день за днем, как бык в ярме. Иметь власть феодального сеньора и быть бессильным перед произволом нормандских шерифов и чиновников. Быть незваным гостем в собственном доме.
– Но вы же родня Вильгельму по браку, – напомнил Симон, – Это наверняка что-то да значит.
Уолтеф вздохнул.
– Мой брак напоминает великую битву при Гастингсе, когда не брали пленных и не проявляли милосердия, – мрачно пояснил он.
Симон покачал головой. Он был свидетелем тайных встреч Уолтефа с Джудит. Возможно, их отношения испортились, но он точно знал, что когда-то им отчаянно хотелось стать любовниками.
– Хотя… у меня есть дочери, – мягко добавил Уолтеф. – Я никогда не пожалею, что дал им жизнь. И я действительно любил их мать, да и сейчас еще что-то осталось, хотя сомневаюсь, что в ее сердце сохранились какие-либо чувства ко мне, кроме презрения. А, хватит. – Он сделал нетерпеливый жест. – Не хочу говорить о руинах, в которые я превратил свою жизнь. Как твои дела? Когда ты станешь полноправным рыцарем?
Симон любезно рассказал о своей жизни, но не так, как раньше, а без энтузиазма, и, хотя Уолтеф внимательно слушал, Симон понимал, что на его словах он не может сосредоточиться.
Глава 19
В декабре Вильгельм готовился к возвращению в Англию, где в Вестминстере собирался устроить рождественский пир.
На Симона навалилась масса дел по подготовке к отъезду, но он находил время и для Уолтефа. Тому разрешали выходить из своих покоев, но он не имел права выходить за территорию крепости. Симон видел, как он терзается, и сочувствовал ему. Он все еще хорошо помнил, как сам был вынужден сидеть взаперти много недель подряд.
Он играл с Уолтефом в шахматы и кости и совершенствовал свои скудные познания в английском языке, пока не начал говорить довольно свободно. Он приносил к нему Женевьеву и разрешал подержать ее на руке. Они говорили о соколиной охоте и красоте знаменитых норвежских соколов, из-за высокой цены на них доступных только королям.
У Симона уже не было времени на шалости с Сабиной, и в его отсутствие она переключилась на молодого гарнизонного сержанта.
Иногда сыновья Завоевателя посещали городской бордель, но даже в тех
В тот день, кргда двор должен был отправиться в Англию, де Беллем позволил себе очередное грубое замечание и попытался поставить Симону подножку, когда тот нес к столу горячую кашу. Однако на этот раз он не застал Симона врасплох. Он переступил через ногу де Беллема, но сделал вид, что споткнулся, и вылил дымящееся варево на голову наглеца и его безукоризненную тунику.
Де Беллем заорал и вскочил на ноги. Горячая густая масса прилипла к его волосам, коже и одежде. У него был такой вид, будто его поедают мучные черви. Он дрыгал ногами и махал руками, пытаясь избавиться от обжигающей каши. Ошметки ее полетели в разные стороны. Остальные обедающие начали возмущаться.
– Ты, хромоногий сукин сын! Я тебя убью! – завопил де Беллем и выхватил из ножен кинжал.
Симон последовал его примеру.
– Ты подставил ногу! Сам виноват! – огрызнулся он, понимая, что месть была сладкой, но недостаточной. У него не было никаких шансов в драке с де Беллемом. И убежать он не мог.
– Оставь его, Роб! – крикнул сын Вильгельма, тоже Робер. – Это произошло случайно.
– Черта с два! – де Беллем оскалил зубы и бросился на Симона, размахивая кинжалом. Только резкий прыжок назад спас того от удара в живот. Но он наступил на больную ногу и упал.
Де Беллем пнул его по ребрам. Симон задохнулся. Он сказал себе, что не умрет, не будучи уверенным в этом. Не станет же де Беллем убивать его при стольких свидетелях.
Он увидел ногу, занесенную для следующего удара, и приготовился откатиться, но удара не последовало. Разъяренный Уолтеф поднял де Беллема в воздух и вырвал у него кинжал.
– Ты позоришь свое рыцарское звание! – проревел он. – Только посмей приблизиться к этому парню – я тебе голову оторву!
– Ха, с каких это пор у вас есть право говорить о позоре? – ухмыльнулся де Беллем, вырываясь из рук Уолтефа.
– С тех пор как я стал свидетелем твоего постыдного поведения по отношению к своему соотечественнику, – резко заявил он. – И запомни мои слова: тронешь его, – будешь иметь дело со мной.
Де Беллем сжимал и разжимал кулаки. Он ничего не сказал, но ярость в его взгляде была понятней, чем тысяча слов.
Тут в конце зала началась суета – прибыл Вильгельм, чтобы разговеться. В это время Уолтеф помог Симону подняться и вывел его из зала.
– Ты в порядке, парень?
Симон кивнул, потирая ребра.
– Я не должен был этого делать, но мое терпение лопнуло, – удрученно оправдывался он. – И вам не стоило за меня заступаться, милорд. Робер де Беллем – коварный враг.
Уолтеф махнул рукой.
– Одним больше, одним меньше – какая разница, – произнес он с грустной улыбкой. – Он не тронет тебя, пока я рядом, обещаю.
Симон покачал головой.
– Да, – согласился он. – Но он будет выжидать. Роберу де Беллему безразлично, сражается ли он со своим противником лицом к лицу или вонзает нож ему в спину.