Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой
Шрифт:
— Почему не допустить, что Астафья действует от своего имени? — вернулся я к теме.
— Тот же вопрос мотива.
Пальцы папринция принялись выстукивать ритм: тум, тум, тум, ту-ту-тум, тум, тум, ту-ту-тум…
Танго? «Утомленное со-олнце-э нежно с морем проща-ало-ось…»
Зарине надоела игра в поддавки. Липко выскользнув, она скрутила Тому в бараний рог и поднялась. Лица обеих девушек остались чистыми.
— Не перегибай, я сказал лишь об умениях Астафьи и их использовании цариссой, — продолжил дядя Люсик. — О том, что покушалась она — не говорил.
— Но
Внезапно поплохело. Сказанное мной прекрасно прикладывалось к самому мутному папринцию. Я все же нашел сил добавить:
— Не могла ли копейщица прихватить халтурку на стороне? Или кроме цариссы служит еще кому-то, более щедрому.
Папринций кивнул:
— Гипотетически — возможно. Если бы в ходу были деньги. У нас все меряется нравственными категориями: верностью, честностью, долгом…
Действительно, я ни разу не слышал про деньги. Вообще, про плату за что-то. Все происходило как бы само собой. Натуральный обмен, коммунизм или рай?
В луже уже барахтались Глафира с Феодорой. Со стороны казалось, будто пьяные жена и муж выясняют отношения. Многовыпуклая Глафира дубасила фальшиво сопротивлявшуюся плоскую Феодору. Лиц не трогали, нарочно в грязь не макали. Больше обнимались и елозили друг по другу, чем дрались. Глафира заботилась о подруге, как о драгоценности. Даже попытавшиеся сбежать штаны, полные грязи, поправила не только на себе, но и на ней. Потом каким-то образом потеряла рубашку, что в такой грязи было совершенно незаметно. Со стороны — смесь гориллы с североморским дайвером в теплом костюме. Бастард кикиморы с лешим. Вылезший из болота инопланетный хищник с милым личиком нимфетки.
— Уронившему честь, — договорил папринций, — не поможет повышенная комфортность или заниженная требовательность.
Я взял себя в руки. Крепко взял. Стиснул зубы. Застучал ступнями по полу.
Сдерживался, сдерживался… прорвало:
— Если денег нет… откуда про них знаете вы?
— Я много чего знаю, — значимо проговорил папринций, ничуть не смущенный.
За окном горделиво высилась победившая Глафира. Улыбка чеширского кота плавно таяла на грубо слепленой снежной бабе, где вместо снега использовали некую противоположную по спектру субстанцию. Нагнувшись, она помогла подруге подняться без потерь для достоинства.
На стене прокричал дежурный страж. Въездные ворота влажно засипели, будто простуженные.
— Да уж, решили Нельсон с Кутузовым поговорить с глазу на глаз… — Дядя Люсик поднялся. — Беги к ученицам и прикинься шлангом. Я переоденусь. Мне полагается встречать по всей форме. Прибыл гонец от Варфоломеи. Возможно, по твою душу, иначе сначала он отправился бы в башню.
Папринций почти вытолкал меня за дверь, захлопнув перед носом. Когда столько вопросов!
Занятия приостановили. Учениц отправили по комнатам, грязных — сначала мыться. Старая кладовица в сопровождении прибывшей новой принесли в помывочную чистые комплекты одежды. Грязные уносила новая, старая фыркнула и ушла порожней. Понятно, сдает дела.
Притворившись задумавшимся, я остановился у выводящей на поле двери между умывальней и
Красочно одетый гонец и двое сопровождающих торжественно ступили копытами коней на землю школы. Именно так, а не просто въехали. Почему так — не объясню. Умения особые. Обучают, наверное. С рождения.
Бело-синий флаг над ними венчала красная буква В.
Встречать вышел парадно одетый папринций. Царисса до простого курьера не снизошла. Гонец, спрыгнув с коня, бодро отрапортовал, словно не было позади нескольких часов сумасшедшей скачки:
— Царисса Варфоломея в сопровождении цариссы Евстигнеи со свитами собираются прибыть с гостевым визитом завтра в первой половине дня!
Дядя Люсик что-то ответил, пригласил внутрь. Кино окончилось. Я отправился в комнату.
Едва прилег, ввалилась Зарина, дрожащая после мытья в холодной воде. Вся в свежем, взбодренная донельзя, принялась прыгать, приседать, доставать ладонями пол и делать мостик назад. Согревалась движением. В отношениях со мной она выбрала тактику «сделаем вид, что ничего не было». В целом получалось, если не считать связанных с переодеваниями моментов. Тогда мы просто отворачивались. Проблем пока не возникало. Надолго ли?
— Про цариссу Евстигнею что-нибудь знаешь? — полюбопытствовал я.
— Конечно, — громко ответила она, прыгая по четыре раза на каждой ножке. — Евстигнея, царисса Конных пастбищ, соседка Евпраксии с противоположной от нас стороны.
Пришлось уточнить:
— От нас — это от вас, Варфоломеиных, или от школы?
— От маминой вотчины. От Западной границы. — Зарина замерла в полудвижении. Глаза и рот распахнулись в ужасе непоправимой потери: — Теперь тебя отправят в крепость. Вас отправят. Двоих, — поправилась она.
Следом подоспела сопутствующая мысль:
— Кстати, раз ты не ангел, то я больше не заложница? В случае обмана одной из сторон договор между ними считается недействительным. Обманщик!
Прыгнув на свой лежак, она озорно стукнула меня подушкой.
Что-то подсказывало, что Зарина не проговорится насчет меня. Но жить в подвешенном состоянии неудобно. Попробуйте. Подвесьтесь, подрыгайте ножками: каково? Хотелось уверенности. Решил поставить точку с запятой, раз на точку не тянем, а многоточие убивает.
— Зарина, можно поговорить серьезно?
— А что, так можно? — засмеялась она. — С тобой?! Лгун! Прохвост! Жулик!
Снова пришлось уворачиваться от подушки.
— Я никого не хотел обманывать. Хочу просто вернуться домой. Собрать друзей и улететь.
— Улететь?!
Снова — глаза-тарелки. Курс «Как изменить лицо без фотошопа».
— Забрать Тому, Ма… и Шурика, который сейчас у твоей мамы. И улететь, — подтвердил я.
Едва не проговорился насчет Малика. Не нужно упоминать всуе. После смерти Гордея никому в голову не пришло, что второй черт тоже жив, пусть так и останется.