Зимопись. Книга третья. Как я был пособием
Шрифт:
Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.
Ну что ты будешь делать, детский сад и сбоку бантик. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее – по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.
– Браво! – воскликнула все отмечавшая Варвара. – Переход!
Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, вдруг обращенными другим полюсом, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы: у каждой ученицы свои понятия, свое
В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Только вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.
Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина – недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Вечно пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло – троекратно.
Ладно, забудем. Я раскрыл руки для объятия.
Из Варвары интриганка – не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает соответственно – думая, что сам принял решение. Ага, щщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным – не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.
Антонина, крупная, одного со мной роста, сграбастала меня целиком, вжав в доспехи. Ее губы нашли мои и хозяйски впитали. Прилетел и окучил их нахальный язычок. Я не успел даже удивиться.
– Следующая! – выпалила Варвара, которая следовала за мной по пятам.
Она выпросталась из рук Любавы и шагнула к ошалелой, бурно дышавшей Антонине.
На меня глядела только что выпавшая из чужих товарищеских объятий Амалия. Девичьи щеки вспыхнули румянцем: все же не подружку получила в напарницы по игре, а парня. И командира в одном лице. Но какая разница, это игра, всего-навсего игра. Ей хотелось огня, фейерверка, забыться и улететь… но природные скромность и кротость просто перли из каждой щели… ну, это так говорится. Амалия была девушка милая, простая и серьезная. Каре темных волос пошло волнами: три безоговорочных кивка. Напряжение вспыхнуло и заискрило. Нас толкнуло друг к другу, как автомобили в краш-тесте: притиснуло, раздавило, расплющило. Передо мной возникло ищущее зовущее лицо. Глубокие глаза, затянутые поволокой, закрылись. Я впечатался в подставленные губы.
А ведь минуту назад ни она, ни я представить не могли, что наши тела заходят стать одним, а мысли и рты на миг станут общими. Параллельные прямые не пересекаются, учат нас в школе. Ерунда, еще как пересекаются. Только их слишком уж много.
– По одному, по два кивка в этом туре было? – донесся из другого мира голос Варвары.
– Было по два! – откуда-то ответили ей.
– Продолжаем! Переход!
Амалию унесло вихрем ускорившихся событий. Снова Кристина. После семи раундов с другими поединщиками сердца бились бурно и в унисон.
Спереди Ярослава дружески тискалась с Майей. Сзади Амалия восполняла с Варварой время и ощущения, недодобранные со мной. Все четыре косились на меня и унесшуюся в межзвездные дали Кристину.
– Следующая!
Майя вспорхнула на меня радостным воробушком. Из внешнего круга донесся гул недовольства. Ярослава по-братски крепко прижимала к себе Феофанию, но лица обеих обратились назад, на меня. Выпрыгивавшее сердечко Кристины колотило довольную чем-то, хитро скалившуюся Варвару.
На этот раз Майя не обошлась без поцелуя. Мы оба помнили утро и внезапный порыв, совершенный в ожидании страшной развязки. Казавшийся нам последним, как достопамятная самая вкусная земляничка Хрисанфии, тот поцелуй был другим. Он стоил смерти.
Этот стоил жизни.
– Переход!
Снова Клара. Бегающие глазки. Вздымающаяся грудка. Пятнисто-пунцовые щеки. Сбитое нервное дыхание. В голове явно зреет непростое решение. Низенькая царевна делает над собой усилие и взлетает на цыпочках. Распростершиеся руки обвивают мою шею. Рот находит рот и залепляет его, как скотч дырку на штанах.
Сбоку нас жгут неестественно зеленые лазеры Ярославы, стоящей во внешнем круге слева от меня. Белые, почти платиновые волосы недовольно змеятся, готовясь то ли к броску и укусу, то ли к удушению. В любом случае ничего хорошего не сулят. Собственные ощущения в данную минуту царевну не занимают.
– Так нечестно! – слышится от нее громко и обиженно.
Варваре не нужно объяснять, что именно, и, словно она давно готовилась, сразу разнесся ее довольный голос:
– Это командная игра, правила существуют лишь для начала. Дальнейшее строим сами, как пожелаем. Главное – вместе!
Ярослава и едва не опередившая ее Феофания мигом повисли на мне с одной стороны, Варвара с Кристиной – с другой. Подключились остальные. Куча-мала росла в геометрической прогрессии. Круги разрушились, все обнимались со всеми, поперек и всмятку, большинство атаковали меня.
– И я! И я хочу! – доносилось от оказавшихся сзади.
Варвара с трудом высвободилась, выползя из вопящего месива чуть не под ногами. Пожевывая тростинку, она со стороны с улыбкой наблюдала за устроенным безобразием.
От меня не отстали, пока не обнял и не чмокнул каждую.
– Кипит, – со вздохом констатировала Варвара.
Глава 2
Вода во всех шлемах не просто кипела, а выкипала. Утихомирившиеся ученицы все вместе посмотрели на меня – видимо, готовить в школе не учат. Всю жизнь их кормили другие.
– Антонина, неси крупу.
– Почему я?
– Ты самая сильная. Клара, наберешь в горсть и будешь сыпать, пока не остановлю.
– А с этим что делать?
Феофания захватила из леска вид гороха, который я принес им перед уходом.
– Молодец! – похвалил я. – Бросай в отдельный шлем, сегодня у нас будет первое и второе. Теперь делаем себе ложки: находим подходящую ветку, отрубаем, очищаем и выстругиваем углубление.
Ближайшие минуты все были заняты. Майя от усердия высунула язык, Клара и Кристина, наоборот, сжали зубы до побеления щек. Феофания прикусила нижнюю губу. А ненапрягшихся скул вообще не было – царевны старались изо всех сил, и работа лицевых мышц, видимо, как-то им в этом помогала.