Злата. Жизнь на "Отлично!". Том 2
Шрифт:
— А с чего ты решила, мам, будто у меня что-то должно было приключиться? — с некоторым раздражением в голосе, чего обычно она не позволяла себе в разговорах с матерью, поинтересовалась Ира.
— Уж не считаешь ли ты, Ира, будто я невнимательная мать и совершенно не знаю повадок своей собственной дочери? Ты же с детства разваливаешься в такой вот позе, когда что-нибудь натворишь и знаешь, что тебя за это ожидает выволочка или, когда чем-нибудь очень сильно расстроена. — терпеливым тоном пояснила бабушка Златы и хотела было продолжить, но…
— Мам…! — явно громче чем собиралась, перебила ее Ира, усаживаясь нормально, и озираясь по сторонам — Не знаю…
Она слегка
— Я… Мам, ты же знаешь, как я не люблю ни на что жаловаться и терпеть не могу нытиков, но… Сегодня с утра я сломалась. Окончательно. Сломалась, словно какая-нибудь дешевая китайская шарнирная кукла… — Ира сделала жест, будто ломает руками нечто невидимое.
— Это из-за… — Анна Леонидовна кивнула на дверь в нежилой подъезд, рядом с которой висели таблички: «Окна и Двери» и «Нотариус». — Так сильно расстроилась, вспомнив снова…?
— Нет…вернее, да, и это, конечно, тоже, но… — Ира провела пальцами по глазам, утирая предательски выступившие слезы. — В конечном итоге я просто не выдержала напряжения от… Мам, веришь, нет, но последние практически полтора месяца были для меня…просто адом. Настоящим адом, еще при жизни…
— Верю, Ир, само собой… — ответила той мать. — Как не верить-то, когда все это на моих глазах происходило…? Да и не у тебя одной земля из-под ног ушла, знаешь ли…
Ира забрала у матери бутылку с водой и сделала два больших глотка, а утолив жажду…
— Вы чего-то хотели?! — повернув голову, и с явным неудовольствием в голосе и на лице, спросила она у вышедшего из нежилого подъезда, и неспешно идущего (явно специально) теперь мимо их лавочки, невысокого полного дяденьки, на вид что-то около пятидесяти с хвостиком лет, посетителя нотариуса, вероятно, судя по его деловому костюму, и который неотрывно на нее пялился, приветливо улыбаясь при этом.
Услышав ее вопрос, и увидев совершенно недружелюбное выражение лица, улыбка у дяденьки моментально увяла, и он, сильно покраснев от смущения, засеменил, быстро перебирая пухлыми ногами, очевидно желая поскорее скрыться из виду, и едва при этом не упав, споткнувшись о незамеченный им от волнения канализационный люк.
Наблюдая за ним, Ира издала хмыкающий звук.
— Ир… — сказала Анна Леонидовна, беря ладонь дочери в свои. — Не снижай самооценку непричастным к твоему плохому настроению людям. Ну, чего ты срываешься-то на посторонних…?
— За эти полтора месяца, мам, во мне дважды умерло нечто очень важное… — продолжила Ира и ощутила, как рефлекторно сжались ладони рук матери. — В первый раз, и он же самый ужасный, это было тогда, когда мне позвонили из больницы…а затем, когда мы с тобой примчались туда…и Златкин доктор сказала, что Злата жить будет…скорее всего…но вот когда она очнется, если вообще очнется, то будет…вероятно…
Ира замолчала, закрыв лицо руками и громко сопя.
— Я знаю… Я слышала… Я же с тобой вместе тогда была… — заикаясь от подступившего к горлу кома, ответила Анна Леонидовна.
— Вот тогда что-то во мне и умерло впервые…можно даже сказать, что в какой-то мере умерла я сама… Это совершенно невыносимо, когда тебе сообщают подобное о твоем родном ребенке! — сказала Ира, чуть-чуть справившись с эмоциями. — Знаешь, мам, я только тогда, едва ее не потеряв, по-настоящему поняла то, насколько мне дорога и нужна Златка… Я, конечно, всегда ее любила, она же моя родная дочь, в конце концов, но…до и после — это совсем разные вещи…
— Все уже закончилось, Ир, пуля, что называется, просвистела мимо…давай лучше
Дочь лишь кивнула.
— Ну, а во второй раз это…хотя на самом деле это уже, конечно, мелочи…по сравнению со Златкой все мелочь. Для меня, по крайней мере… Но в моей душе окончательно умерла девочка-подросток, верящая в добрые, хорошие сказки…ты же всегда говорила, что во мне больше от шестнадцатилетней девчонки, чем следовало бы…и вот теперь я чувствую, что все…! От того наивного подростка во мне более не осталось и следа… Олег той отвратительной выходкой, показав свое истинное ко мне отношение…и к Златке, разрушил мои детские и наивные мечты о том, что в моей жизни все еще может быть, как в американском кино…дом, любящий и любимый муж, совместные дети, собака, ну и все такое прочее… Теперь мне стало совершенно очевидным то, что это «кино» не про меня и не про мои наивные хотелки. Поздняк метаться, как говориться… Мне, мам, уже почти тридцать пять, разведена, у меня есть ребенок, да и не богачка я какая-нибудь…короче говоря, впереди меня не ждет ничего радостного…в плане обретения семейного счастья, я имею ввиду. Ну, вот скажи на милость, кому сейчас нужны лишние проблемы, когда вокруг полно свободных женщин, безо всяких проблем…да еще и гораздо моложе…? — Ира перевела взгляд на березу, по стволу которой в поисках насекомых рыскал поползень. — И вот от всех этих «радостей жизни» я в итоге и сломалась, мам…мне больше вообще ничего не хочется…и какой-то совершеннейший упадок сил. Не знаю, быть может на фоне всего произошедшего у меня начался кризис среднего возраста, или что-то вроде того…
— А ну, прекрати болтать всякие глупости! Тоже мне! Ну, скажи на милость, какой еще может быть кризис среднего возраста в тридцать четыре года?! Не доросла еще до кризиса… Просто ты слишком долго была на взводе…на нервах, вот и все! — с заметной хрипотцой в голосе ответила ей мать. — И вообще, Ира, уныние — это грех! Радуйся и ежедневно благодари Бога за то, что с ребенком твоим все более-менее в порядке! Златка, между прочим, твердо убеждена в том, и я склонна ей верить, ибо в последнее время она вообще…очень убедительная девочка, что ты еще выйдешь замуж…и…и не только! Да и папа твой всегда говорил, что никогда нельзя опускать руки, ибо новый день всегда несет новую возможность и не знаешь заранее, что тебя ждет, и с кем сведет судьба завтра…
— Да, мам, он именно так и говорил, я помню… — пробормотала Ира, а затем уже бодро и громко ответила самой себе. — Все, хватит! Пора заканчивать разводить сырость и мелодраму!
Сказав это, она вдруг вся встрепенулась, и едва не вскочила с лавочки от внезапно нахлынувших эмоций, но, видимо передумав в последний момент, спросила:
— Мам, ты же слышала, что этим утром выдала мне на кухне Златка?
— Мам, мам…я уже тридцать четыре года, как «мам»! Где я, по-твоему, находилась в тот момент? У меня, знаешь ли, со слухом пока еще полный порядок…разумеется, я все слышала! — с нотками раздражения в голосе ответила дочери Анна Леонидовна, разглядывая свои туфли.
— Знаешь, мам, я поначалу даже и особого внимания не обратила на всю странность сказанного дочерью, но затем, когда чуть-чуть отошла от этих ваших…коварных замыслов, — Ира обиженно взглянула на мать, но та и ухом не повела, — и вновь прокрутила в голове тот разговор… практически Златкин монолог, можно сказать…и знаешь что, мам?
— Что? — односложно ответила та.
— Да я просто офигела, это если мягко выражаться! Даже ущипнула себя, ну так, на всякий случай, а то мало ли, вдруг просто приснилось. Не приснилось…