Златое слово Руси. Крах антирусских наветов
Шрифт:
Все здесь в порядке и у места. А что мы не понимаем, почему упоминаются готы, Бус и т. д., то это не признак недостатка «Слова», а нашего незнания истории.
Все писания проф. Мазона о «Слове» - нуль, ибо они ничего положительного не дали, к сумме наших знаний о «Слове» они не прибавили ни миллиграмма, хотя на весы критики проф. Мазон положил весь свой авторитет.
Разве может утверждать проф. Мазон, что «Слово» перед нами в его полном тексте, а не изуродовано? Наконец, если «Слово» подражание «3адонщине», то где же образец Буса, Шароканя, Дива, крымских готов, тьмутороканского
Уж если где есть «бессвязности», то не в «Слове», а в представлениях проф. Мазона.
«На стилистическом фоне воинских повествований XVI-XVIII веков выделяются изумительные черты: формулы былин и романсов, куртуазные клише и символические образы рыцарских романов, клише псевдоклассические, речи и воззвания чувствительного стиля, оссиановские воспоминания, преромантический колорит, полонизмы, галлицизмы» …
Боже мой, какая классическая, типически французская, блестящая, безответственная болтовня! Болтовня развязная, человека, упивающегося бренчанием своих слов, нашедшего даже галлицизмы в «Слове»!
Нам кажется, что здесь уместно будет привести отрывок из исследования «Слова» акад. А. С Орлова (1946), который как раз касается разбираемого нами места.
Надо безотлагательно привести в ясность, говорит Орлов, и рассмотреть полную наличность данных самого памятника, - прежде всего со стороны языка в самом широком смысле. Язык - самое опасное, чем играют без понимания и дискредитируют памятник.
Тогда вся шелуха и корки, вроде модернизмов, галлицизмов, романтизмов, романсов, песенников и т. д. ссыплются сами собой, как ничем не оправданная выдумка, и кончится беспринципная, дилетантская игра».
К этому суровому, но справедливому отзыву нам позволяют присоединиться и результаты нашей работы. Мы подсчитали каждое слово в «Слове о полку Игореве», мы разбили их на группы по происхождению: болгаризмы, тюркизмы и т. д., мы исследовали морфологию и синтаксис «Слова», его лексику в сравнении с источниками того времени (чего проф. Мазон не сделал), и пришли к убеждению, что язык «Слова» безусловно подлинный язык, а не подделка. И это дает нам также право считать публикaции проф. Мазона о «Слове» дилетантскими.
Однако, чтобы дать полное представление о работе проф. Мазона, приведем последний, заключительный отрывок:
«В этом пестром целом нет единства, кроме эпохи и среды. Эпоха - это конец XVIII века в торжествующей России Екатерины II; среда - несколько образованных людей, группирующихся в кружок около графа Мусина-Пушкина, библиотечных работников и людей светских, вдохновленных историческими чтениями, льстецов не менее, чем патриотов, обративших «все вдохновение на службу своего национализма и политики императрицы».
В этом «глубоком» анализе эпохи и среды недостает только ссылки на зарождающийся капитализм, на начинающийсяупадок феодализма в связи с зарождением пролетариата и… цитаты из Карла Маркса, - тогда все будет в порядке.
Чтобы покончить с проф. Мазоном и более к нему не возвращаться, отметим, что критику эту мы пишем, конечно, не для того, чтобы разубедить проф. Мазона, - его методы мышления и пользования научным материалам показывают, что это совершенно
Критика наша адресована к другим французским славистам, которые не разделяют мнения проф. Мазона и не следуют методам исследования, дискредитирующим францyзcкyю науку.
Мы не запрещаем проф. Мазону и его единомышленникам высказывать сомнения в подлинности «Слова», ибо «из столкновения мнений рождается истина», но мы решительно протестуем против того, что проф. Мазон называет «Слово» «посредственным», «бессвязным», «вялым» и т. д.
Дело не· в снижении значения «Слова», а в том, что проф. Мазон отрицает совершенно очевидные факты: высокую художественность «Слова».
Свои сомнения он высказал уже в 1923 году и продолжает более чем 25 лет поносить «Слово», роняя не «Слово», а репутации французской науки. Пора найтись кому-то, кто указал бы, что оригинальничать можно до известной степени и не слишком долго. Дайте ему диплом, медаль, что хотите, но намекните, что дискредитированию французской науки пора положить конец.
Некоторые наши друзья сочли наши критические замeчaния слишком резкими по форме. Мы хотели бы указать им и всем, придерживающимся принципа непротивлению злу, что: 1) всякому терпению бывает конец и 2) и в науке должна быть ответственность, безнаказанности здесь нет места.
Наконец, пальму первенства в этом отношении мы охотно уступаем советской науке, которая после нескольких десятков лет флирта с проф. Мазоном вдруг заклеймила его названием «лжеученого».
Принимая во внимание лексикон критиков в советской науке, мы можем успокоить проф. Мазона, - это выpaжeние в устах тех критиков выражение весьма мягкое, почти из лексикона официальной вежливости.
Хуже то, что в вопросе о «Слове» объединились (единственная известная нам вещь) русские всех цветов: «белые», «красные» и «зеленые», - очевидно их единодушие имеет под собой более солидную почву, чем даже политические их разногласия.
Перейдем теперь к доказательствам «от противного»; метод приведения «ad absurdum» также практикуется в науке. Допустим, что «Слово о полку Игореве» подложно, значит:
1) Во второй половине XVIII века (при Петре I такого русского языка и стиля не могло быть) существовал человек, обладавший многочисленными литературными, тогда еще не опубликованными рукописями «Задонщины», «Сказания о Куликовом поле», имевший в своем распоряжении не только Лаврентьевскую, Ипатьевскую летописи, «Историю» Татищева, но и «Апостол» 1307 года, возможно, что допускает и проф. Мазон, он имел и другие, не дошедшие до нас источники. Кроме того, по мнению Мазона, он был «автор опытный».
Совершенно очевидно, что он должен был занимать виднейшее место в тогдашнем обществе. Значит, укрыться такому автору было необыкновенно трудно.
Если он фактически и ускользнул от общества, то уж наверное существовали лица «под подозрением». И вот что чрезвычайно важно: даже первые скептики вроде Каченовского или Сенковского, отделенные от момента предполагаемой фальсификации сроком максимально 25-40 лет, - не могут указать никого, кто мог бы быть под подозрением. Почему? Да потому; что фальсификации не было.