Златое слово Руси. Крах антирусских наветов

Парамонов Сергей Яковлевич

Данные о жизни Изенбека сообщены нам чрезвычайно любезно Ю. П.

Миролюбовым в ответ на вопросник, направленный нами к нему. Мы несколько сократили его ответ и иначе расположили сведения, оставив почти везде собственные слова Ю. П. Миролюбова.

Федор Артурович Изенбек (себя он называл Али, считая, что он мусульманин) родился в 1890 г. в С-Петербурге (точная дата не установлена, ибо не все материалы об Изенбеке распакованы). Отец его был морским офицером, а дед был настоящим беком из Туркестана (бек повосточному - дворянин).

Ф. Изенбек (или Али Изенбек, как все его звали в Брюсселе) окончил

морской корпус и ушел в академию художеств. Служил в туркестанской артиллерии, откуда был выпущен прапорщиком запаса. После этого он участвовал в качестве художника-зарисовщика в экспедиции проф. Фетисова в Туркестане. Его рисунки в количестве нескольких сот были переданы в Академию наук, а сам он имел звание корреспондента академии.

Археология Туркестана была ему близка, и сам он был любителем старины, хотя никаких коллекций в Брюсселе не собирал.

Его картины сплошь полны туркестанских орнаментов, самый характер рисунков восточный, и типы полотен - тоже восточные. Всё, что удалось спасти после смерти Изенбека, т. е., около 60 картин и рисунков, находится в руках Ю. П. Миролюбова. Стоимость их определена в 50 000 долларов.

В гражданской войне Изенбек был уже в чине капитана в добровольческой армии. Закончил войну в качестве командира марковского артиллерийского дивизиона, и был в чине полковника.

Попал в Бельгию из Франции, где и обосновался. Был приглашен на фабрику ковров общества «Тапи», где создал около 15 000 рисунков самых различных ковров, как персидских, так и иных восточных стран.

Скончался 13 августа 1941 г. В Брюсселе.

«Думаю, - говорит Ю. П. Миролюбов в письме к автору от 16 июня 1956 г., - что сам Изенбек не понимал истинного значения «дощек», но считал, что они представляют известный интерес. Как участник археологических экспедиций, он не мог не знать их значения, но ближе ими не интересовался, хотя и был до крайности ревнив к ним, и никому их не показывал. Даже мне он их показал года через 3 нашего знакомства! ..

Он очень подозрительно относился ко всяким поползновениям насчет «дощек». Даже и мне он не давал их на дом! Я должен был сидеть у него в ателье, на рю Беем, в Юккле, и там он меня запирал на ключ, и раз я у него просидел в таком заключении двое суток! Когда он пришел, то был крайне удивлен. Он совершенно забыл, что я у него в ателье, и если бы не какая-то бумага, за которой он пришел, он бы и не вернулся домой раньше недели …

Не думаю, что он показывал многим «дощьки», а если показывал, то бельгийцам, ибо русским не особенно доверял, да они и не интересовались такими вещами …

По натуре он был очень лаконичным, скрытным и недоверчивым. Добиться от него малейших подробностей было невозможно… Обрабатывать «дощьки» сам Изенбек не мог, ибо со славянским языком, а тем более с диалектами славянского языка, не был знаком совсем. Он говорил по-татарски, туркменски и, кажется, еще на одном из среднеазиатских языков. По-русски он говорил плохо, как это ни странно. Недостаток его речи, вероятно, происходил от вечно полупьяного состояния. Будучи весьма пьян, он в то же время был очень вежлив с окружающими.

Ничего он не думал предпринимать с «дощьками», а тем более их продавать. Родственников, как мне известно, у него не было, а о друзьях он ничего не говорил.

Автором их он, конечно, не мог быть. Я сам, разбирая тексты, еле понимаю кое-что в них …»

Итак, Ф. А. Изенбек плохо знал русский язык, славянскими древностями вовсе не занимался, все его интересы сосредотачивались на Туркестане, художественной деятельности и… вине.

Перед нами типичный любитель, в руки которого случайно попал ценнейший материал, но не сумевший его использовать и даже понять, какой ценности данные находятся в его руках. Он ревниво оберегал находку для себя, а до науки и общества ему дела было мало.

Дальнейшая судьба дощечек удивлять нас не может: умер Изенбек в августе 1941 г., т. е. во время войны и оккупации Бельгии немцами. Родных у него не было, а друзья, если они и были, не были в состоянии распоряжаться имуществом покойного. Для этого надо было проделать много длительных формальностей. Ясно, что имущество Изенбека оказалось бесхозяйственным, а друзьям было не до дощечек и не до чужого имущества, ибо большинство русских тогда только и заботилось, что о спасении собственной жизни, ибо оккупация немцев была очень тяжелой.

В этих условиях дощечки исчезли, У Ю. П. Миролюбова есть основания думать, что они украдены; если это так, не утрачена еще надежда, что они когда-нибудь найдyтся. Как бы то ни было, а пока мы имеем всего лишь часть текста, переписанную Миролюбивым, но запись его до сих пор полностью не опубликована.

Потеря дощечек - невозвратимая утрата: не весь текст был переписан, а то, что было переписано, научно не описано. Следовало описать каждую дощечку: ее величину, особенности, цела ли или склеена, величину пространства где утрачены буквы или целые строки; известно, наконец, что некоторые были снабжены знаками животных и т. д., обозначавшими очевидно какие-то разделы, этого не сделано. В этих условиях расшифровка текста становится особенно тяжелой, и точное восстановление текста почти невозможным.

2. ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ТЕКСТОВ И ИССЛЕДОВАНИЯ

Терминология.

Во избежание путаницы понятий мы предложили следующую терминологию: 1) «Влесовой книгой» мы назвали всю летопись, какой она была в действительности, т. е. самое литературное произведение, 2) «дощечками Изенбека» мы называем самые дощечки, на которых летопись была написана; от термина «дощьки» мы отказываемся ввиду труднопроизносимости, а также потому, что слово это применялось к долговым книгам, написанным на дереве, 3) «текстом Миролюбова» мы называем то, что сохранил нам Миролюбов в своих записях.

Отличаются эти три понятия также и объемом: «Влесова книга» была полнее «дощечек Изенбека», ибо Изенбек не всё собрал с полу, ибо были и растоптанные части дощечек; «дощечки Изенбека» полнее «текста Миролюбова», так как Миролюбов, по неуказанным причинам, некоторые стороны дощечек не переписал (а может быть, и целые дощечки). Во всяком случае, в отношении некоторых было указано: «обратная сторона дощечки не была переписана».

Судьба «текста Миролюбова».