Златорогий череп
Шрифт:
– И к-куда?
– Направо, – сыщик нахлобучил свой яркий головной убор. – А теперь – пора!
У поворота на Большую Никитскую стояла коляска кучера Спиридона с поднятым верхом. Митя выглянул из-под тента.
– Которого мы ловим? – спросил он.
– Невысокий, седовласый, в черном костюме.
– Видел такого, с минуту назад мимо прошел. Вверх по улице, к Вознесению. Свернуть по пути особо некуда, но ты, братец, поторопись.
– Действуем, как заранее условились, – ответил Мармеладов. – Отпусти меня шагов на полтораста и поезжай следом. Когда сниму шляпу – обгоняй, дальше веди его сам.
Сабельянов
Не обнаружив слежки, Ираклий заметно расслабился. У Никитских ворот нырнул в дверь французской кондитерской, но инспекция мелочи в кармане показала, что на выпечку денег не хватит. Потащился через бульвар в бакалейную лавку. Сквозь грязное стекло удалось разглядеть, как он покупает фунт хлеба, два фунта крупы и немного чая.
– Снова спрячется на неделю, – прокомментировал Митя, подкативший в коляске.
– И слуг в доме нет, чтобы послать в лавку, – сделал вывод сыщик. – Или не доверяет никому из них.
– Ладно, дальше я за ним поезжу. Уверен, его тайное убежище где-то поблизости. Отовариваются обычно возле дома, чтоб далеко не тащить. А ты, братец, дождись Вострого и посидите… Да вот хоть бы у французского кондитера. Я прямо туда с докладом прибуду.
Мармеладов снял цилиндр и, прижимая шляпу к груди, зашагал прочь.
Вовремя! Этнограф вышел из лавки со свертками в руках, осмотрелся. Снова перебежал дорогу наискосок, напугав белоснежную кобылу. Кучер Спирька свистнул вслед «егозливому барину» и щелкнул кнутом. Подковы зацокали по булыжнику.
Сыщик не стал оборачиваться. Он прошел сквозь толпу, как нож сквозь сдобную булку, подхватил дрожащего в нервной лихорадке Вострого, и едва ли не силой усадил его за столик в кондитерской.
– Заметьте, столы здесь круглые. Единственное место в Москве с подобным интерьером. Нарочно так сделано, чтобы мы много блюд не заказывали. Ставить-то некуда. Опять же на край не сдвинешь – нет краев. Выпил чаю, откушал бисквиту и au revoir! – Мармеладов подозвал официанта и сделал заказ по-французски. – Кондитерам нет нужды удерживать посетителей часами, как в трактирах. Здесь ценой берут. Вот, скажем, студенту давешнему, чтобы привести свою Наденьку в подобное заведение, месяц на ужинах экономить придется. Меня всегда умиляло умение французов продавать каплю чая по цене обеда из пяти блюд.
На столе возникли две маленькие чашки с дымящимся какао и большой кусок пирога.
– Или вот пирог из яблочных обрезков. У моей квартирной хозяйки такой часто готовят, поскольку цена ему – алтын. Что делают французы? Кладут на пирог – даже не на целый, а на отрезанный ломоть, – шарик мороженого и требуют два рубля. Когда русский лапотник на базаре попытается нечто подобное провернуть, вы схватите его за шкирку и кликните городовых. Но француза прощаете, поскольку он не мошенник, нет. Он негоциант.
– Да что вы все о пустом! –
– Да с чего вы решили, что Митя его упустил?
– Полчаса уж прошли, а вестей нет.
– Сами считайте. Положим, проводил он Ираклия до дверей. Надо подождать минут десять: вдруг негодяй очередной обман затеял? Посидит чуток в чужом углу, потом сбежит и поминай, как звали. А если Сабельянов не вышел вскорости, надо дворника расспросить или консьержа какого-нибудь, да так осторожно, чтоб никто тревогу не поднял. Это еще минут десять, а то и пятнадцать. Далее, выяснив всю подноготную, наш бравый гусар…
– Хотите сказать – бывший гусар?
– Бывших не бывает. Гусар – это навсегда. Так вот, далее он пойдет пешком в нашу сторону…
– Зачем пешком? В шарабане же ехал!
– Спиридона он оставит присматривать за домом. Захочет Ираклий сбежать или выйдет по какой-нибудь надобности, извозчик за ним проследит. А Митя на своих двоих доберется. Да вот и он.
Почтмейстер распахнул двери, чуть не оборвав колокольчик. Присаживаться не захотел, навис над столом и прошептал, шумно дыша:
– В особняке Лопатиной [4] поселился.
Отломил большой кусок пирога, сунул в рот и тут же скривился – от мороженого заныли зубы.
– Брр-р! Зар-р-раза… Ираклий этот бирюком живет. Ни с кем из соседей не общается, гостей не принимает. Отдельный вход по боковой лестнице и в мансарду.
– Идемте! – нетерпеливо выкрикнул Вострый, бросая недопитый какао. – Идемте же скорее!
– Отдышаться не дадите? – Митя с тоской смотрел на оставшийся кусок пирога. – Эх, торопыги…
4
Анна Лопатина – известная купчиха, поставлявшая рыбу и морепродукты в лучшие рестораны Москвы. Ее дом на Большой Никитской улице был разделен на две части – в одной хозяйка проживала сама, другую сдавала внаем. После революции дом национализировали, с 1963 года в нем располагается посольство Бразилии.
Всю дорогу до лопатинского дома он ворчал в усы. Альпинист подвывал, то ли от страха, то ли от нетерпения. А Мармеладов о чем-то раздумывал. Тревожная мысль надвигалась как страшная и неотвратимая тень, заполняя все сознание, но что ее вызвало – непонятно.
Спирька караулил у ворот искомого дома. Еще издалека, жестами показал, что жилец никуда не выходил. Сыщик дал кучеру денег и отпустил с благодарностью, а спутникам своим наказал:
– По лестнице пойдем осторожно. Все-таки мы имеем дело с убийцей, причем весьма быстро соображающим. Первым поднимусь я, следом господин Вострый, а ты, друг мой, замыкай колонну. Откроет дверь – действуем по ситуации: если у него в квартире есть сообщники, удар приму я, а если подмога к нему прибежит снизу – Митя их задержит. Нам важно сохранить вашу жизнь, Макар Макарыч, поскольку вы единственный сможете опознать Ираклия и дать показания на суде. Все ясно? Тогда за мной. И не шуметь!