Злая мудрость (Афоризмы и изречения)
Шрифт:
Потребность души не следует путать с потребностью /в душе/: последняя свойственна отдельным холодным натурам.
Помимо нашей способности к суждениям мы обладаем еще и нашим /мнением/ о нашей способности судить.
Ты хочешь, чтобы тебя оценивали по твоим замыслам, а /не/ по твоим действиям? Но откуда же у тебя твои замыслы? Из твоих действий!
Только несгибаемый вправе молчать о самом себе.
Мы
"Я оправдываю, ибо и я поступил бы так же — историческое образование. Мне страшно! Это значит: "я терплю самого себя — раз так!"
Если что-то не удается, нужно вдвое оплачивать помощь своему помощнику.
Наши недостатки суть лучшие наши учителя: но к лучшим учителям всегда бываешь неблагодарным.
Наше внезапно возникающее отвращение к самим себе может в равной степени быть результатом как утонченного вкуса, — так и испорченного вкуса.
Лишь в зрелом муже становится /характерный признак семьи/ вполне очевидным; меньше всего в легко возбудимых, импульсивных юношах. Прежде должна наступить тишина, а /количество/ влияний, идущих извне, сократиться; или, с другой стороны, должна значительно ослабеть /импульсивность/. — Так, /стареющим/ народам свойственна словоохотливость по части /характерных для них свойств/, и они отчетливее обнаруживают эти свойства, чем в пору своего /юношеского цветения/.
Всякое сильное ожидание переживает свое исполнение, если последнее наступает раньше, чем — его ожидали.
Для очень одинокого и шум оказывается утешением.
Одиночество придает нам большую черствость по отношению к самим себе и большую ностальгию по людям: в обоих случаях оно улучшается характер.
Иной находит свое сердце не раньше, чем он теряет свою голову.
Есть черствость, которой хотелось бы, чтобы ее понимали как силу.
Человек никогда не имеет, ибо человек никогда не /есть/. Человек всегда приобретает или теряет.
Доподлинно знать, что именно причиняет нам боль и с какой легкостью некто причиняет нам боль, и, зная это, как бы наперед предуказывать своей мысли безболезненный для нее путь — к этому и сводится все у многих любезных людей: они доставляют радость и вынуждают других излучать радость, — так как их /очень страшит боль/, это называется «чуткостью». — Кто по черствости характера привык рубить сплеча, тому нет нужды ставить себя таким образом на место другого, и /зачастую/ он причиняет ему /боль/: он и /понятия не имеет/ об этой легкой одаренности на боль.
Можно
"Лучше лежать в постели и чувствовать себя больным, чем быть /вынужденным делать/ что-то" — по этому негласному правилу живут все самоистязатели.
Люди, недоверчивые в отношении самих себя, больше хотят быть любимыми, нежели любить, дабы однажды, хотя бы на мгновение, суметь поверить в самих себя.
Этой паре присущ, по сути дела, одинаковый дурной вкус: но один из них тщится убедить себя и нас в том, что вкус этот — верх изысканности. Другой же стыдится своего вкуса и хочет убедить себя и нас в том, что ему присущ иной и более изысканный — наш вкус. К одному из этих типов относятся все филистеры образования.
Он называет это верностью своей партии, но это лишь его комфорт, позволяющий ему не вставать больше с этой постели.
Для переваривания, в целях здоровья, потребна некоторого рода лень. Даже для переваривания переживания.
Вид наивного человека доставляет мне наслаждение, если только по природе он зол и наделен умом.
Изворотливые люди, как правило, суть обыкновенные и несложные люди.
Чтобы взваливать неприятные последствия собственной глупости на саму свою глупость, а не на свой характер, — для этого требуется больше характера, чем есть у большинства людей.
Там, где дело идет о большом благополучии, следует /накоплять/ свою репутацию.
/Стендаль/ цитирует как закулисную сентенцию: "Telle trouve a se vendre, qui n'eut pas trouve a se donner". "Никто не хочет ее задаром: оттого вынуждена она продаваться!" — сказал бы я.
Человек придает поступку ценность, но как удалось бы поступку придать человеку ценность!
Есть персоны, которые хотели бы вынудить каждого к полному приятию или отрицанию их собственной персоны, — к таковым принадлежал /Руссо/: их мучительный бред величия проистекает из их недоверия к самим себе.
Я воспринимаю как вредных всех людей, которые не могут больше быть противниками того, что они любят: они портят тем самым лучшие вещи и лучших людей.
Я хочу знать, если ли ты /творческий/ или /переделывающий/ человек, в каком-либо отношении: как творческий, ты принадлежишь к свободным, как переделывающий, ты — их раб и оружие.
"Не будем говорить об этом!" — "Друг, /об этом/ мы не вправе даже молчать".