Злая Русь. Пронск
Шрифт:
— А не лучше ли нам сразу к Рязани пойти? Юрий Ингваревич ведь к стольному граду дружину уводит, там же ему дожидаться подмоги Владимирской. Меж тем, Пронск поганые вряд ли всей ордой осадят… Может, и не станут пороки строить ради его детинца, не столь он и велик! А коли и построят, так ведь не все же мастера при них останутся? Ударим по порокам, пусть ночью — сколько же нас тогда после сечи уцелеет? А Рязань поганые все одно осаждать будут, и новых камнеметов изготовят!
Вполне разумные доводы елецкого воеводы буквально резанули по сердцу, заставив меня едва ли не выкрикнуть в ответ:
— Нет!!!
Прозвучало слишком горячо и эмоционально, что не укрылось
Плохо ставить личное над общим делом?! Еще как! Однако же вроде как и спасение Пронска с его жителями дело серьезное, благое… Нервно сглотнув — в горле вдруг образовался ком — я заговорил уже более спокойно:
— До Пронска ворог все равно пойдет по реке. Соответственно и нам сейчас от русла Прони сворачивать нет нужды — дойдем хотя бы до града. А уж там, на месте и разберемся, что к чему! Может, вся орда останется осаждать крепость, может, часть ее — но без пороков им детинца не взять. Их обязательно построят — а раз так, то наша задача их сжечь. Да заодно выведать, где стоят в лагере китайские мастера, и ночью к ним наведаться… Для того нужно языка взять — а как все разведаем, так под покровом тьмы-то по ворогу и ударим! Если удастся тихо мастеров вырезать и пороки сжечь, считай, сорвем осаду. И не забывайте — если из Ижеславца жителей едва ли не всех удалось вывести до осады, то Пронск многолюднее, там одних посадов сколько было! А ведь еще и беженцы потянулись — хоть и из того же Ижеславца! Не верю я, что все решились дома бросить, да зимой из города уходить… И всех их ждет погибель, коли поганые в детинец ворвутся!
Захар Глебович, ненадолго задумавшись над моими словами, озвучил свои сомнением:
— Бесшумно вырезать мастеров вряд ли выйдет. А пороки сжечь и отступить сквозь лагерь поганых и того подавно! Гибельное дело нам всем предстоит — ведь отступать после начала боя будет уже некуда… Но раз так — может, действительно стоит уходить именно к Рязани?! Там мы всяко полезнее окажемся.
И вновь я ответил горячо, резко махнув головой:
— Отступать есть куда! Коли сумеем по-тихому пробраться в татарский лагерь с реки — то есть с тыла, откуда они нападения не ждут, да сдюжим с пороками и мастерами, то отойти можно будет к воротам. День перебедуем в Пронске, а ночью град покинем подземным ходом — и тогда уж рванем к Рязани… Что думаете, други?
Вновь повисла недолгая тишина — в этот раз какая-то напряженная, вязкая, неприятная… Но прервал ее Кречет, односложно ответив:
— Я согласен с Егором. Ежели ворог у Пронска поставил камнеметы, их нужно сжечь — и мастеров перебить обязательно. Иначе, коли не тронем их, то после штурма они к Рязани придут, ее стены ломать примутся. Даже если мы те пороки, что у стольного града раньше поставят, уже успеем порушить, так новые ворог станет беречь, как зеницу око! И тогда к ним точно не прорвешься… А так выходит, что сожжем камнеметы у Пронска, а там глядишь, обгоним на лыжах татарских гонцов, и у Рязани по осаждающим внезапно ударим! Ну и не забывайте — наши запасы также истончаются. За Пронском после прохода орды вряд ли что сумеем съестного добыть…
Слова дядьки прозвучали весомо и разумно — вновь кивают собравшиеся, поддерживая его — а заодно и меня. И действительно, все логично да
В любом случае, спасибо тебе, Кречет…
Бурундай стоял у внутренней бойницы Набатной башни, обратившись лицом к сотням тургаудов и тысячам покоренных. А в его глазах отражались отблески пламени, объявших единственные врата, ведущие внутрь детинца орусутов! В сочетании с устремленным на нукеров жестким, безжалостным взглядом, сейчас нойон казался своим воинам каким-то невероятным, сверхъестественным существом, чей гнев страшнее самой смерти!
— Сегодня я говорю с тургаудами. Сегодня я обращаюсь к избранным батырам монгольской степи, кому доверена великая честь — хранить жизнь своего темника…
Начало речи одного из лучших военачальников Батыя было относительно спокойным. Но те, кто хорошо его знал, ясно понимали — это мнимое спокойствие есть лишь затишье перед бурей… И они оказались правы — ибо мгновением спустя над притихшей тьмой отчетливо разнесся гневный рев Бурундая:
— Вы — трусливые псы, опозорившие свое имя бегством! Безвольные бабы, что никак не могут взять крепости, обороняемой жалкой горсткой орусутов! По Ясе Чингис-хана всех вас давно уже ждет смерть от руки палача!!! Ибо вы показали врагу спину, сбежали, оставив своих соратников без скота — а значит, и без еды!!!
Нойон ненадолго замолчал, переводя дух после яростного крика, после чего заговорил чуть тише, но веско и внушительно:
— Слушайте же мою волю… Вы смоете свой позор кровью. А своей ли — или кровью орусутов, решать вам! Сегодня вы первыми пойдете на штурм их крепости — и горе тому, кто побежит или отступит назад! Ибо ждет его казнь!!!
Сделав короткую паузу, темник продолжил уже чуть торжественнее, завершая свое обращение к нукерам:
— Вы, тургауды, не смогли вернуть скот для пропитания войска — так заберите силой запасы нашего врага! А нукеры покоренных отправятся следом — и, взирая на вашу доблесть, ударят по орусутам, завершив то, что будет вами начато… Хуррраг!
— Ху-у-р-р-р-а-а-а-г-г-г!!!
Дружно взревела тьма в ответ на боевой клич Бурундая — лишь гвардейцы его угрюмо молчали, испытывая острый стыд за проявленную днем ранее слабость. Решение нойона не показалось им слишком жестоким, хотя простые воины были, в общем-то, невиновны — ведь они отступили по приказу джагунов… Да только последние уже приняли смерть от рук самого темника, крайне разгневанного отступлением тургаудов! Теперь же уцелевших телохранителей нойона вели новые сотники… И все они твердо знали: путь их ныне — только вперед.
…Впрочем, нойон не собирался по-глупому терять своих людей, щедро тратя их жизни — вовсе нет. Еще ночью, в предрассветных сумерках к закрытым после первого штурма воротам детинца подступила сотня гвардейцев, плотно сомкнувших щиты над головами. Стараясь не шуметь, они приблизились едва ли не вплотную к кромке рва. И хотя их и заметили, и обстреляли из башни и гродней, убив нескольких нукеров, все же тургауды с помощью пращей забросали ворота небольшими горшками с огнесмесью! Зажигательный состав до того специально перелили в малые емкости, кои было возможно перебросить пращей через ров — что монгольские вои и свершили… И Бурундай специально обратился к своей тьме в предрассветных сумерках, чтобы всем его нукерам было хорошо видно пламя, пожирающее ворота детинца орусутов — хоть малый, но успех! К слову, тушить огонь русичам мешали уже несколько сотен лучников, подступивших к крепости и укрывшихся за здоровенными заборолами. Да и китайскую огнесмесь на основе нефти не так-то просто сбить водой…