Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Называй, как хочешь. Есть определенный порядок вещей установленный…
Теодор Кительсон прищурил глаза ожидая услышать «богами», но Олег заметил это взгляд.
– Кем-то...
– Эгей, да ты сильно вляпался, мой друг.
Олег посмотрел на сапоги, слегка покрытые пылью.
– Не пойму. Во что я вляпался?
– В фатализм. Ты же хотел сказать, что ведьма меняет судьбы, этими своими перемещениями душ, ведь так? Душа, в твоем понимании, нечто неподвластное нам, но ведь, ты только что убедился в обратном. Не пора ли поменять
– Не хотел бы я увидеть эти времена. Смотри, ястреб.
– Мы обязательно вернемся к этому разговору, после, - сказал Теодор Кительсон и отошел, чтобы дать птице приземлиться. В когтях хищник держал мертвого ворона, на лапе убитого висело письмо.
Олег оторвал письмо и пробежал по нему глазами.
– Наше?
– Они ждут двух знахарей из Выселок. Не будем медлить.
– Вот это другое дело. Вперед!
Ястреб словно понял, что он справился со своей работой, перехватил тушку ворона и вновь скрылся за верхушками деревьев.
***
– Как вы быстро добрались.
– Извольте, как же мы могли медлить, когда великий человек в беде!
«Хотят получить побольше златцев», - думал Мокроус.
– Никак не возьму в голову, откуда он знал, что вы в Выселках?
– Слава идет впереди нас.
– А ваши имена?
– Захар из Простора, - сказал Теодор Кительсон.
– И Увар, оттуда же, - подхватил Олег.
– Стало быть, у вас там в Просторе, преподают знахарское ремесло?
– Как мы уехали, так больше и некому преподавать.
– Увар, а мы с вами не могли видеться где-нибудь?
– Сомневаюсь, я впервые в ваших краях.
– Или… скажите, нет ли у вас отца или деда, вольного охотника?
– Чего нет, того нет.
– Что же. Просто вы очень похожи на одного старика…
– Может, посмотрим на страждущего? Нас ведь для этого вызвали?
– Извольте. Он в обеденной зале. Ловит муху, упавшую в суп.
Все трое прошли сени и остановились у входа в обеденную залу.
Бокучар сидел не во главе стола, а на его углу. Он так низко склонил голову, что борода оказалась в похлебке. Наместник пытался поймать муху, плавающую в супе, но букашка все ускользала.
Теодор Кительсон напустил на себя серьезный вид.
– Давно он так?
– Первый день.
Олег, незаметно для советника подмигнул другу и спросил Мокроуса:
– А в лесу он не был давеча?
– Был. Как вы узнали?
– Это, печально известная, волчья лихорадка, - сказал Теодор Кительсон и тяжело вздохнул. Так тяжело, как только мог.
– Но откуда она у него?
– Вероятнее всего, он прошел мимо куста, с черной волчьей ягодой, а в это время года она цветет рьяно, как никогда. Ягоды настолько раздутые, а стенки их настолько тонкие, что слабое дуновение ветра способно разрушить этот нежный кокон, из которого полетят во все концы крошечные, и очень
– Сколько здесь живу, никогда о таком не слышал. Как говорите? Черная волчья ягода?
Олег взял слово:
– Как только человек вдохнет эти семена, так у него тут же отнимаются ноги и руки. К счастью это быстро проходит. На следующее утро, он уже может ходить, но, к несчастью, вместе со способностью ходить приходит и жажда крови. Чаще всего это проявляется убийством, а то и несколькими. К тому же, больному напрочь отбивает память, он путает слова, забывает названия, имена.
– А убийства.
– Да?
– Сколько их может быть?
Знахари переглянулись. Теодор Кительсон заговорил первый:
– Был случай у нас в Просторе, когда один лесоруб подхватил такую заразу. Он убил полдеревни, пока не был излечен... путем отделения головы от тела лопатой. А начал он свой кровавый поход с бродячего торговца. Почему-то, человек, больной волчьей лихорадкой всегда начинает с малознакомых ему людей и заканчивает самыми близкими. Тех кого он не видел до болезни, он будто вовсе не замечает.
– Какой ужас! – воскликнул Мокроус.
«Вот ты и сочиняешь, Тео», - подумал Олег.
– Надеемся, - сказал Теодор Кительсон за себя и за Олега, - он не успел никого убить?
– А если и успел, то нет ли другого способа излечить его, кроме отделения головы от тела? Неужели только это?
– Конечно, нет. В тот момент, когда крестьяне нашли способ «помочь» несчастному, мы были далеко, иначе бы, удалось спасти многих и самого больного тоже.
– Но как? Как ему помочь?
– Сначала скажите, успел ли он уже навредить кому-нибудь?
– Это так важно?
– Да, - сказали в один голос знахари.
– Он убил троих. Трех царских людей, – сказал Мокроус и схватился за голову, словно только сейчас осознал всю глубину трагедии.
– О боги! Как лютый зверь, всех троих! Какой кошмар!
– Боги не нужны. Мы поможем ему. Это один из немногих случаев, когда клин вышибается клином побольше. Нам нужно отвести его в лес и снова дать подышать этими ягодами. В большем количестве они снова вызовут приступ потери памяти.
Мокроус нахмурился.
– Он вернется прежним, поверьте мне, - успокоил его Теодор Кительсон.
– Значит надо немедля отправляться в лес.
– Вы поедете с нами?
– Конечно. Больше ни на шаг от него не отойду.
– Какая жертвенность! – восхитился Теодор Кительсон, и хлопнул в ладоши.
– Что? Жертвенность?
Лицо советника исказилось. Смысл этого слова противоречил его натуре.
– Еще бы. Когда мы отправимся в лес, то нам с Уваром ничего не будет угрожать, ведь он нас не знал до болезни, однако вы были его приближенным, верно? Значит, под ударом окажетесь именно вы, если мы не справимся. Но я очень ценю ваш поступок.