Злодейка, перевернувшая песочные часы
Шрифт:
– Перед ужином я оставила часы на заправленной кровати. Ума не приложу, как так вышло! – Джесси поспешно склонила голову и принялась извиняться. – Простите меня, миледи!
Служанка задрожала от страха и поклонилась так низко, что уже почти лежала на полу. Она безостановочно просила прощения, будто ожидая, что вот-вот на нее обрушится страшный гнев хозяйки.
Едва взглянув на Джесси, Арья снова посмотрела на осколки песочных часов, а затем дрожащими пальцами аккуратно подняла кусочек стекла. В нем было что-то знакомое, пугающее и одновременно с этим очень ценное и
«Это знак! Определенно! Небеса послали мне шанс все переиграть!»
Уверенность в том, что произошедшее не было случайностью, переполняла Арью. Не зря высшие силы выцепили ее из когтей зла, сохранив ей память, – все для того, чтобы она смогла отомстить.
Арья с восторгом сжала в кулаке осколок песочных часов. Острое стекло пронзило нежную кожу, но эта боль являлась лишь радостным подтверждением того, что дарованный второй шанс был не сном, а реальностью.
Алые капли крови падали на пол. Каждая из них была наполнена раскаянием за ошибки прошлого и таила заветную клятву мести.
«Я никогда тебя не прощу!»
Арья разжала пальцы и улыбнулась. Улыбка ее была так чиста и невинна, что даже Джесси перестала дрожать от страха.
– Какая Арья прилежная ученица!
С момента возвращения девушки в прошлое минуло несколько дней. Сегодня за обеденным столом она удивила всех, без запинок и выразительно прочитав стихотворение, вызвав тем первую в жизни похвалу графа Розента.
– Даже когда мы жили в бедности, Арья всегда так и тянулась к книгам! Она, должно быть, в восторге, что теперь может учиться. – Графиня, застенчиво прикрывая улыбку, подыграла Арье в ее представлении.
Вранье. О каких стихах могла идти речь, если до шестнадцати лет Арья самостоятельно не могла справиться с ножом и вилкой? Вплоть до переезда в графское поместье книгу она и вовсе в руках не держала. Да и после него в ее жизни мало что изменилось. Чтению она предпочитала игры и изящные наряды.
Когда-то в прошлом Арья выучила несколько любимых стихотворений графа и прочитала их ему, но похвала все равно досталась Миэлль. И неудивительно, ведь из ее уст стихи звучали монотонно и сбивчиво, в то время как сестра читала выразительно, словно пела.
– Это знаменитая поэма, которая передается в нашей семье из поколения в поколение. Ее написал основатель рода Розентов, это было первое стихотворение, которое я выучила еще в четыре года. Последнее четверостишие начинается со строки «Моей любимой» и повествует о нежных чувствах к женщине. Мало кому известно, что существует еще одно стихотворение – ответ той самой дамы на любовное признание. Только вместе с ним произведение становится завершенным.
С этими словами Миэлль поднесла правую руку к груди и начала декламировать. Все слушали ее с благоговением – даже графиня, мать Арьи. Они словно радовались, что после выступления актрисы второго плана на сцену наконец вышла главная звезда.
– …Боготворить вас всем сердцем, о вашем будущем молясь!
Когда Миэлль прочитала последнюю строчку, обеденный зал взорвался аплодисментами.
В отличие от прошлого, когда Арья скрипела зубами от зависти,
Очередная похвала, украденная у Арьи. Это и неудивительно, ведь сестры были неравны с самого рождения. Возможно, само присутствие невежественной девушки заставляло людей еще больше восхищаться благородной дворянкой Миэлль. А всеобщее одобрение будто было призвано в очередной раз указать Арье ее место. Однако в ней кипела решимость отвоевать украденное. Вернуть то, что принадлежало ей по праву.
– Какое прекрасное исполнение, Миэлль, – похвалила она сестру все с той же спокойной улыбкой. – Но знаешь, что эту последнюю строфу написал не сам основатель рода Розентов, а его младшая сестра? Тот самый, который пытался его убить. Именно поэтому эти строки не так известны. Граф не хотел, чтобы люди их читали.
Глаза Миэлль округлились. Было очевидно, что она слышала об этом впервые.
– Поэтому я и не стала их учить, – продолжила Арья.
– Более того, – вставил граф, – еще не так давно читать эти строки и вовсе было запрещено. Считалось, что в них зашифровано проклятие, способное погубить нашу семью.
Осознав, что с какой гордостью перед всей семьей прочитала запрещенные стихи, Миэлль мгновенно застыла, словно статуя. Арья с трудом сдержалась от рвущегося наружу смеха, радуясь своей первой победе.
В другой жизни все закончилось совсем по-другому. Тогда Арья так сильно мечтала добиться похвалы, что специально наняла учителя и вызубрила стихотворение полностью. Когда граф вернулся из долгой заграничной поездки, она благоговейно процитировала ему эти строки в надежде услышать слова одобрения. Однако вместо этого отец резко отчитал Арью, отчего огонь надежды в ее зеленых глазах сменился жгучим стыдом.
Это произошло вскоре после того, как она переехала в графский особняк. В тот день больше всех ее ругал брат Каин: он был старше Арьи на четыре года и уже посещал Академию. Юноша любил хвастаться своими знаниями и постоянно цеплялся к сестре.
«Он наверняка знал правду об этом стихотворении!» – подумала Арья, но Каин, похоже, не хотел придираться к Миэлль и хранил молчание. А быть может, он тогда просто стремился насолить Арье, как и Миэлль в прошлом? Желая убедиться в своих догадках, Арья посмотрела на брата. Тот сидел, сжав зубы, и буравил ее взглядом. Очевидно, что Каину было не по душе такое унижение Миэлль.
Чтобы развеять мрак, повисший в зале, Арья неловко улыбнулась и притворно вступилась за сестру:
– Миэлль еще только тринадцать, а она уже выучила стихотворение полностью!
Однако это не отменяло того факта, что Миэлль бездумно процитировала запретные стихи, и слова Арьи не улучшили настроения присутствующих.
«Представляю, как унизительно для Миэлль не знать того, что знает даже дочь блудницы».
Граф прокашлялся, впервые недовольный поведением своей родной дочери, а потом поднял вилку и предложил вернуться к еде. Арья по-детски наивно улыбнулась отцу, подцепила кусок мяса с тарелки и положила его в рот.