Злодейка в деле
Шрифт:
Почему мысли опять в брак упираются?
— С-с, — отвлекает меня Феликс.
И мы бултыхаемся в реку.
Телохранители далеко, не услышат, и я визжу, а Феликс уже подкидывает и хватает пастью первую рыбину. Как жонглёр.
То вырываясь вперёд, то дожидаясь медлительную свиту, мы дурачимся почти до самого вечера, но постепенно веселье становится каким-то невесёлым. Близость доврца с его жёсткими правилами этикета давит? Или Феликсу передалось моё беспокойство? Как бы то ни было, ночь перед возвращением в столицу я провожу в тревоге,
— Доброе утро, моя принцесса, — приветствует меня Феликс за завтраком и протягивает горсть свежесобранных лесных ягод.
Его взгляд обжигает, и мне хочется коснуться манящей кожи, провести от скулы к подбородку и вниз по шее, оттянуть ворот, забраться под рубашку, но вокруг слишком много лишних глаз. Феликс насмешливо щурится. Я фыркаю и отворачиваюсь, но угощение забираю с удовольствием, а после мига колебаний тихо признаюсь:
— Такие сладкие ягоды потому что только что сорваны или потому что сорваны тобой, ящерка?
— С-с, — будучи человеком, Феликс демонстрирует мне раздвоенный язык.
Я фыркаю. Настроение стремительно улучшается, будто и небыло вчера мутных предчувствий и сомнений.
После завтрака Феликс оборачивается полностью. Я же облачаюсь в парадную военную форму. Увы, похвастаться легендарной бронёй больше не получится, зато получится въехать в столицу так, как, подозреваю, до меня никто никогда не въезжал — верхом на ящере.
— Да здравствует принцесса Крессида!
— Слава принцессе Победительнице!
Человеческое море разлилось на подступах к столице. Процессия увязнет даже не добравшись до города. Я выпрямляю спину, приветственно машу, растягиваю губы в улыбке и задаюсь вопросом, лопнут у меня щёки от натуги или нет.
— С-с.
— Ползти будем до вечера, — соглашаюсь я с Феликсом, хотя, честно говоря, не представляю, что он хотел сказать своим шипением.
— Шс-с-с.
Не угадала?
Под лапы Феликса падает первый букет — крестьянский мальчишка нарвал для меня полевых цветов.
— Да здравствует принцесса!
Прогноз сбывается. Улитки быстрее ползают, чем мы пробираемся через столицу. Стражи как-то пытаются сдержать напирающую толпу, но получается у них не сказать, что успешно. Солнце почти касается черепичных крыш окраинной малоэтажной застройки, когда впереди гостеприимно распахиваются створки дворцовых ворот.
Я наконец-то дома!
Император лично выходит на вершину парадной лестницы. Я, позабыв обо всём на свете, приподнимаюсь, почти подпрыгиваю. Я так соскучилась, папа! Мне хватает выдержки не бежать наверх с визгом, как маленькая, не напрыгивать, изображая обезьянку, обнявшую любимую пальму всеми конечностями, включая гибкий хвост.
—
Или он о том, что не с его габаритами ломиться во дворец? Обернуться человеком при толпе зрителей Феликс тоже не может — лорды и леди стрептиз не оценят. А оборачиваться в малую форму ещё хуже — сдавать столь мощный козырь категорически нельзя.
Я мимолётно касаюсь чешуйчатого бока и окончательно вспоминаю о своих обязанностях.
Если честно, я устала. Сколько часов я сидела на загривке Феликса и олицетворяла собой победу империи? Пять? Шесть? Я должна была улыбаться, махать, притворяться бодрой и свежей. И с полудня до заката ни глотка воды, ни минуты отдыха. Щёки от улыбок болят. Но я собираю волю в кулак и величественно даже не поднимаюсь, а восхожу под сотней сотен взглядов..
Останавливаюсь, не дойдя до вершины пару ступеней:
— Ваше императорское величество, разрешите доложить! — кричать нельзя, но говорить нужно как можно громче, чтобы услышать меня могли пусть не все, но многие. — Мир со степью установлен. Отныне и вовек Великий хан принимает над собой вашу руку, сир. Главнокомандующая южной военной кампанией императорская принцесса Крессида Небесная.
Папа не менее пафосен:
— Благодарю за службу, госпожа главнокомандующая! Вы принесли долгожданный мир в наши земли. С возвращением, принцесса Крессида. Мне не терпится услышать подробности.
Ох, можно мне сперва посетить отхожее место, а? Ну, пожалуйста-а-а…
К счастью, по-настоящему подробностей папа не требует. На втором этаже папа жестом отсылает всю свиту. Лордам тоже не терпится услышать, что именно изменилось в степи, но им придётся терпеливо дожидаться моего выступления на Совете завтра, а сегодня отдых.
Едва мы остаёмся наедине, папа утягивает меня в скрытый за ближайшим гобеленом альков, мы ныряем в тайный ход.
— Кресси!
Прыгнуть обезьянкой я не успеваю — папа стискивает меня в костоломных объятиях.
— И-ик, — только придушенный писк издать у меня и получается.
Папа чуть ослабляет хватку и выговаривает, уткнувшись мне в волосы:
— Кресси, бессовестная, я же волновался за тебя!
Я прижимаюсь к нему крепче:
— Па-ап, я тоже за тебя беспокоилась, и тоже соскучилась. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? Я тебя очень люблю-у-у. Но ведь сам понимаешь, что так надо было. Зато больше я от тебя никуда, честно слово!
Папа чуть отстраняется, щёлкает меня по носу:
— Совсем никуда? А замуж?
Шутливый вопрос подозрительно совпадает с образами из сна. Вывод напрашивается сам собой, хотя логики в моей догадке нет ни грамма.
— Кто-то посватался, да? Думаю не ошибусь, если скажу, что это Мергон.
Именно Мергон засуетился, когда я отправилась в степь, помощь якобы предлагали…
Предложили и предложили, боги с ними. У папы взгляд чуть туманится, словно он принял решение в пользу северного соседа и теперь думает о нашем скором расставании.