Злоключения озорника

Хольц-Баумерт Герхард

— Что за оказия? — Воскликнул директор. — Кто ты и откуда ты?

Тот парень сам делал стойку на голове на спине коня. Не меняя позы, он сказал:

— Да вы же меня приглашали. Я Бамбино. Мои родители придут в час. Мы вместе покажем новый номер.

Здесь он встал и начал пританцовывать на одной ноге.

— Ну, а ты кто? — Спросил меня озадаченный директор.

— Альфонс Циттербаке, — ответил я, все еще лежа в песке.

— Циттербаке? Итак, из семьи клоунов?

— Нет, — сказал я, — мой папа ходит на нормальную работу.

Но

директор уже не слушал меня. Он хлопал в ладоши и приговаривал:

— Браво, Бамбино, просто замечательно. Теперь еще отработаем конец номера, конец должен поражать всего.

Я осторожно отполз в сторону.

— А потом выпустим львов, — добавил директор.

«Вот так, — подумал я. — Когда здесь слоны на воле, и львов, вероятно, выпустят на манеж без клеток. Львы же не знают Альфонса Циттербаке и еще примут меня за кусок корма». Я вскочил и бросился из палатки, и так быстро, как тот, настоящий Бамбино, вбежал сюда. И вдруг я вспомнил про Попку. Его же надо спасать! Осторожно выглянул из-за фургона. Слон Эмир стоял на том же месте. Перед ним лежала моя коробка. Эмир уже развязывал полотенце. Должно быть, хотел узнать, нет ли там сахарку. Шаг за шагом я стал подходить к нему.

— Эмир, разреши мне, пожалуйста, взять мой свёрток! — попросил я очень вежливо: я всё боялся его разозлить.

Эмир поднял хобот и тихонько дунул.

Что бы это могло значить? Можно мне взять картонку или нельзя? Я порылся в карманах и, к счастью, нашёл там липкий леденец. И вот я предложил слону:

— Давай меняться, Эмир. Ты мне отдашь Попку, а я тебе дам леденец. Он кисленький такой!

Слон медленно приблизил ко мне хобот и осторожно взял с ладони липкий леденец. А я — сразу к картонке.

— Дур-р-рак! — каркнул Попка изнутри.

Я поклонился слону, чего я обычно никогда не делаю, и медленно, шаг за шагом стал пятиться к забору. А слон размахивал хоботом и всё поглядывал на меня своими маленькими глазками. Мне даже показалось, что он смеётся надо мной.

Перескочив через забор, я прежде всего достал носовой платок и вытер пот со лба. А потом уже припустился домой.

Но обидно всё-таки! Я ведь так и не узнал, как дрессировать Попку. Должно быть, из этого у меня ничего не выйдет. А в классе меня обозвали задавалой, когда я им рассказал про свои злоключения в цирке. Но ведь я всё в точности описал им, ни словечка не присочинил. Да и на цирковых афишах каждый может прочитать: «Гвоздь программы — Бамбино! Непревзойдённый наездник!»

Обязательно пойду его смотреть. Но мне до сих пор никто не верит, что директор принял меня за Бамбино. И не верят, что я уже совсем неплохо умею ездить верхом на настоящем пони…

Как я попал в „комнату страхов“

Недавно в нашем городе устроили ярмарку. Ну там карусели, силомеры, «чёртово колесо» и всякие другие аттракционы.

Мы, ребята, конечно, страшно обрадовались. Но мама меня

не хотела пускать.

— Уж очень много денег это стоит, — сказала она. — Да и опасно на «чёртовом колесе».

Я сразу заметил, что папе и самому хотелось пойти, правда, у него было какое-то заседание. Тайком он сунул мне марку и шепнул:

— Маме не обязательно об этом говорить!

А когда я выходил из дому, мама мне ещё пятьдесят пфеннигов в карман положила.

Было нас четверо — Эрвин, Петер, Бруно и я. Сперва мы носились как угорелые между палатками, каруселями и ларьками.

— Начнём-ка с «чёртова колеса», а? — предложил Эрвин.

Но мне, сказать по правде, неохота было — меня тошнит от этих колёс.

— Трусишь, Циттербаке? — закричали все остальные.

Но я и виду не подал, и мы прошли дальше, к «американским горкам».

Эрвин крикнул:

— Айда наверх!

Мимо нас прогрохотала тележка. Девчонки в ней визжали как резаные.

— По мне дороговато! — сказал я. — Детский стоит пятьдесят пфеннигов. Что ж у меня тогда останется? На одно яблоко и большой леденец?

Тут уж Эрвин разозлился:

— Говорил же я — трус ты! Вот и сейчас видно — боишься с горки скатиться!

Но Петеру тоже показалось дорого, и он сказал, что ему неохота. Мы пошли дальше. Остановились перед большой палаткой. На вывеске — светящаяся надпись:

КТО СТРАХА НЕ ВИДАЛ, ТОТ УЗНАЕТ ЕГО У НАС!

В КОМНАТЕ СТРАХОВ ЦЕЗАРЯ ШТИЛЬМАНА

дрожат самые храбрые мужчины

Женщины обливаются слезами ужаса

Я громко прочитал эту надпись, и у меня сразу мурашки по спине забегали. Петер и Бруно что-то притихли. Только Эрвин всё ещё ворчал.

В палатку надо было въезжать на маленькой тележке. Там, где мы стояли, надо было садиться в тележку. Она сразу трогалась с места, и за ней тут же захлопывались ворота. Проходило немало времени, прежде чем тележка выкатывалась из других ворот. Но в каком виде оттуда выезжали люди — ужас!

Женщины и девушки от страха прижимались к своим кавалерам, а у тех шляпы были надвинуты на самые глаза. Из громкоговорителя нёсся дикий вой и визг.

Мы всё ещё стояли перед вывеской разинув рты.

Наконец Эрвин сказал:

— По-моему, и тут тоже дерут! Ишь ты, один раз прокатиться — тридцать пфеннигов!

— Трусишь? — обрадовался я.

Я надеялся, что он скажет «да» и мы уйдём подальше от этой «комнаты страхов».

Но Эрвин всё ещё злился.

— Сам трусишь! — крикнул он.

— Это я трушу? Я вот не боюсь «комнаты страхов», а ты боишься!

По правде сказать, мне не особенно хотелось в эту «комнату страхов». Папа часто говорит, что для настоящего Циттербаке у меня смелости маловато. Но, чтобы меня несколько раз подряд обзывали трусом, этого я не мог стерпеть.