Злом за зло (Драконоборец - dark edition)
Шрифт:
— Я уже сказала…
Он лишь хмыкнул.
— Еще я хотела передать тебе то, что Годлумтакари сказал мне тогда, когда мы нашли его. Когда направлялся к вершине башни, он случайно увидел двоих с отрядом хобгоблинов. Одного из них он узнал — тот нес в руке плеть…
— Ибехей Поработитель, знаю. Если Годлумтакари был рабом-гладиатором в Аримеаде, наверняка он повидал таких, как этот Ибехей. Едва ли тот мог испытывать на холлофаре свои умения, но рабы патологически ненавидят надзирателей, верно?
Ему было приятно слышать ее дыхание,
— Не все, но большинство.
— Хватит выдумывать причины, я знаю, почему ты пришла, — очень спокойно и даже с неожиданной мягкостью проговорил волшебник, — ты боишься.
Она медлила, пока не собралась с силами и не выдала:
— Кого это? Тебя, что ли, Седой?
— Возможно, и меня, но в первую очередь себя саму. Давай, Райла, задай вопрос, который пляшет колобенку на кончике твоего языка.
— Курва, — выдохнула она сквозь стиснутые зубы. — Поклянись именем Господа, что ты не… ты не…
— Что я не использую на тебе никаких приворотных чар, — закончил он, — так?
— Да, — несколько даже обиженно и тонко воскликнула мечница.
— Я сделаю лучше. Клянусь именем Джассара Ансафаруса, что не дурманю твою голову какими-либо чарами или зельями. А теперь ты поклянись именем Господа-Кузнеца, что не творишь надо мной никакой приворотной волшбы.
— Что?!
Тобиус почувствовал, как искренне она вскинулась, и улыбнулся.
— Сядь. Успокойся.
Ей пришлось подчиниться, потому что когда маг говорит таким тоном, подчиняются даже горы.
— Ты когда-нибудь испытывала несчастную любовь?
— Несчастную? Что за вопрос?
— Вопрос, который задал я. Тебя когда-нибудь привлекал мужчина, который бы не отвечал взаимностью?
— У меня было немного…
— Я не об этом спросил.
— Тогда нет. Я умею нравиться.
— Вот именно, умеешь. Тебе часто везло в азартных играх?
— Я мало играю… но обычно выигрываю.
— Бывало ли так, что ты предупреждала кого-то о том, что вскоре начнутся неприятности, и… о боже, тебя за это назвали Вороной? Потому что ты…
— Каркаю, — закончила она вместо него, — да. Это правда, и о ней знают все. В гвардии ко мне прислушиваются, считают, что у меня хорошее чутье на засады. Что? Что ты так скалишься, Седой?
— Люблю быть правым.
— А кто не любит? Хватит, говори!
— Я думаю, — осторожно послушался он, — что у тебя в роду были ведьмы. А то и вовсе йегга[28] затесалась.
Тобиус ощутил ее страх и возмущение. Он пожил в стране, напрямую подчиненной Святому Престолу, достаточно долго, чтобы понять, с какой настороженностью тамошние люди относятся к носителям Дара. Лицензированные и патентованные маги пользовались уважением, но не любовью, а ведьмы, за которыми по сей день охотилась Инвестигация, и вовсе внушали ужас. Мало кто захотел бы быть заподозренным в родстве с одной из них.
— Конечно, нет!
— Прими совет от того, кого
— Говорю же, нет!
— Ну, мало ли. Сама ты на ведьму не похожа, Дара нет, однако ведьмы редко оставляют совершенно обычное потомство, особенно если практиковали свою дикую магию во время беременности, а уж если ребенок был зачат на шабаше, да еще и не от человека, то может родиться ведьмак[29]…
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Он послушно замолчал, давая Райле время, которого, стоит признать, ей понадобилось меньше, чем могло бы понадобиться кому-то с более слабым ментальным полем.
— Хочешь сказать, что я какая-то ненормальная? — спросила она наконец.
— Если ты родилась и росла в Шехвере, ты знаешь, что я хочу сказать, пани Балекас. И самая простая женщина может оказаться обаятельной, везучей и прозорливой, не обязательно для этого быть в родстве с ведьмой. Но с другой стороны… страсти. Ведьмы живут страстями, желаниями, чувствами, а не разумом. Дикая магия наделяет их сильным необузданным нравом, который передается по наследству дочерям, внучкам, правнучкам. Если я правильно угадал, ты, возможно, ворожея.
Последнее слово они произнесли вместе, и Тобиус уверился в том, что она не знала.
— Это относительно легко проверить, если хочешь.
— Да уж хочу, не сомневайся!
Волшебник негромко позвал:
— Лаухальганда.
Его сумка, лежавшая на кресле, зашевелилась, и из нее появился черный мячик, который пружинисто соскочил на пол и покатился к ложу. Однако когда Тобиус попытался его взять, Лаухальганда неожиданно громко зашипел, после чего запрыгнул к Райле на руки.
— Хм. Обычно он не так доброжелателен к чужакам… хотя красивые женщины привлекают его.
— А что он вообще такое? — спросила она, поглаживая мурчавший мячик между ушами.
— Никто не знает. То есть вообще никто, возможно, во всем мире. Я нашел его в библиотеке Академии, и даже архивариус не смог ответить на вопрос — что он такое? Лаухальганда, карты, пожалуйста. Лаухальганда, карты.
Компаньон окатил мага волной презрения и клацнул зубами, заявляя, что ничего ему не даст. Обескураженный Тобиус приоткрыл рот в изумлении и даже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы начать скандал, но неожиданно ласковая просьба Райлы возымела действие. Поворчав немного, существо раскрыло широченный рот и высунуло длинный розовый язык, на кончике которого балансировал сверток. Внутри лежала колода пятиугольных карт для игры в торжок, старых, потертых и безбожно крапленых, но все равно снабженных цветными рисунками. Когда-то Тобиус просто выиграл эту колоду, после чего промаркировал все рубашки тайнописными знаками, видимыми лишь глазу волшебника.