Злой и коварный демон Буратино. Часть I
Шрифт:
Разумеется, Буратино попал ему куда надо, оставив ниже пупка глубокую кровоточащую рану.
– Ну что, наелись? – спросил изверг.
– Да-да, наелись! Не тыкай в нас больше носом! Хватит!
– Хватит?
Безжалостный нос вновь начал внедряться в прохожих, разрывая некоторых (самых недовольных) на части, и через полчаса улица полностью опустела. Наступала новогодняя ночь, а следовательно, все, кто остался цел, срочно разошлись по домам.
Насытившись людской плотью, хрюкая и причмокивая, Буратино отправился прямиком в Кремль, где у него была назначена аудиенция
Вот, собственно, что произошло с деревянным извергом после вызволения из мешка. Тем временем, Дед Мороз и Санта Клаус пошли в сторону Театральной Площади. Их карманы были битком набиты зелененькой хрустящей волютой, привезенной из-за бугра.
– Слушай, дед, а у тебя ведь Снегурочка была? – похотливо спросил Санта.
– Да продалась Снегурочка, будь она трижды неладная, – укоризненно покачал головой Дед Мороз.
– Как продалась?
– Так продалась. Вся целиком вместе со всеми своими бабскими потрохами. Розовой, короче, стала. Совсем от бороды отбилась.
– И где она теперь?
– Со Снежной Королевой во дворце тусуется. Вот где. У них там вроде как лесби-будуар организовался, куда продажные девки табунами ходят.
– А ты? – не унимался Санта.
– А я с тобой сейчас водиться буду.
– В смысле?
– В смысле – пошли в номера скорее.
– Это еще зачем?
– Зачем-зачем? Пошли, говорю. Там узнаешь.
Не на шутку раздухарившись в предвкушении незабываемого вечера, Дед Мороз пинком подтолкнул Санту к стеклянным дверям Метрополя, тем самым нарушив субординацию. Ведь Санта Клаус являлся иноземным гостем, а значит с ним следовало обходиться несколько помягче, иначе он мог обидеться и пожаловаться в министерство иностранных дел, что попахивало международным скандалом.
– Ты что, старый? Я же еще мальчик! Я не хочу превращаться в мужчину раньше положенного срока!
– Не хочешь – заставим, не умеешь – научим. Или наоборот.
– Не надо наоборот и вообще никак не надо, – продолжал протестовать Санта, но было поздно. В дверях их уже встречал с распростертыми руками метрдотель.
Мило улыбаясь влюбленной паре своей широкой и оскаленной улыбкой, он с нескрываемым интересом спросил:
– Чего желать изволите, господа хорошие?
– Нам нужен номер на троих, – с важностью ответил Дед Мороз, проведя ладонью по упругим юношеским ягодицам.
– Будет сделано, – ответил метрдотель, молниеносно испарившись в синеве хрустальных люстр.
– Почему на троих? – поинтересовался Санта.
– А Буратино? Ты что думаешь, он один будет справлять новый год?
– Нет, только не Буратино. Ну, пожалуйста, Дедушка Мороз, – запричитал Санта.
– Я тысячу лет Дедушка Мороз. Чем тебе Буратино-то не угодил? Ведь он такой славный. И он, между прочим, мой лучший друг.
– Но ведь у него такой длинный и скользкий нос. А как он безжалостно обошелся с толпой народа? Просто ужас какой-то!
– Все это ерунда. Вот познакомишься с ним поближе и тогда поймешь, какой он кристально чистый человек.
– Постой! – опешил вдруг Санта, осененный неожиданно пришедшей на ум мыслью. – Ты же не настоящий Дед Мороз. У тебя нет посоха.
– Угадал, малец! – улыбнулся бородатый самозванец, вновь прикоснувшись ладонью к упругим юношеским ягодицам. – Так и ты тоже не настоящий Санта Клаус. У тебя нет оленей. Поэтому нам сам черт велел уединиться.
Увлеченные спором, Дед и Санта даже не заметили, как поднялись в номера, где их давно поджидали цыгане в красных рубахах, готовые пуститься в пляс при первом удобном случае. Что с ними произошло дальше, вам знать не обязательно. Никто не имеет права влезать в чужую интимную жизнь. Только вот Буратино так и не удалось отведать на вкус иноземной плоти, поскольку с ним приключилась совершенно другая история.
Прежде всего его не пустили в мраморный домик на Красной Площади. И все потому, что картавый хозяин не особо горел желанием встречаться с длинноносым извергом, так как в гостях у него находился полупьяный Петрушка, способный заболтать любого мертвеца, будь тот хоть семи пядей во лбу.
Уютно расположившись с бутылочкой наивкуснейшей водки "Абсолютизм" внутри хрустального гроба, обернутого плотной кумачовой тканью, оба приятеля самозабвенно чавкали солеными огурчиками и вели между собой занимательную беседу на злободневную тему, касающуюся наглых выскочек. Причем инициатором беседы выступал Петрушка, который страсть как обожал перемолоть кому-нибудь косточки на сон грядущий.
– Вот еще, Буратино! Ик! На кой он нам сдался? Ик! Он ведь полностью деревянный! Ик! И от него совсем нет толку! Ик!
– Совершенно с вами согласен, батенька, – поддакнул картавый хозяин, поднеся к губам очередной стакан. – Давайте лучше выпьем за Якуба Переплетчикова. Царство ему небесное.
– Не буду я пить за эту сволочь. Он там небось сейчас с чертенятами женского пола развлекается, а мы тут с хрен знает кем якшаться должны. Вот, контра недорезанная! Ик! Ик! Ик!
– Ну, вы полегче на поворотах, товарищ. Якуб в прошлом членом Политбюро был.
– Тоже мне, член! Пусть он хоть самим председателем будет этого самого Политбюро, я молчать все равно не буду. Давеча говорю ему, сколько еще в России власть коммунистов продержится, а он мне знаете, чего ответил? Нет, дескать, больше нашей власти в России. Ик! Нет, ну вы представляете? Что значит нет больше нашей власти? Это что получается, мы зря на Колчаковских фронтах кровь проливали?
Выпив сто грамм одним махом, Петрушка громко рыгнул, закрыл глаза и, упав на дно гроба, захрапел.
– Вот все вы так, – обиделся картавый хозяин. – Лишь бы свои наглые глазищи залить. Эх, слабый нынче народец пошел. Пить совсем не умеет. Потому и страну просрали. Помню в наше время, застолья совсем по-другому протекали. С плясками, шутками и прибаутками, опосля чего особо ярые собутыльники начинали махать шашками, отсекая головы несознательным элементам.
Неожиданно Петрушка вновь подал признаки жизни, распрямившись в гробу, словно пружина спускового крючка револьвера.
– Что сейчас было?