Злые вихри

Соловьев Всеволод Сергеевич

А бжать ужъ поздно, никуда не убжишь, этихъ трехъ мсяцевъ не вернуть!

Ольга чувствовала себя и опозоренной, и совсмъ невиноватой. Она ненавидла теперь «великаго учителя» со всею страстностью, на какую она была только способна. Она завтра же пойдетъ къ Евгенію, откроетъ ему глаза, заставитъ его отказаться отъ ужасныхъ словъ, имъ произнесенныхъ... Какъ «нтъ возврата къ прошлому»? Что-жъ, онъ хочетъ ее бросить... бросить теперь теперь?!

Она сейчасъ бы къ нему побжала, но ужъ поздно и неизвстно гд онъ...

– - Нина, у меня такъ трещитъ голова, что я едва держусь,-- сказала сна, сжимая себ голову руками:-- я пойду

спать.

– - Я тоже лягу, я очень устала почему-то,-- отвтила маленькая княжна.

Не прошло и получаса, какъ об он потушили свчи. Нина долго не спала, обдумывая свое положеніе. Ей казалось, что за этотъ день она прожила цлые годы, что она стала совсмъ другая и даже постарла. Все представлялось ей въ новомъ и печальномъ свт.

Но прежде всего она знала, что ей нельзя оставаться здсь, нельзя и незачмъ стснять Ольгу. Надо скоре, скоре уйти... Куда уйти?..

Ода вспомнила тихій женскій монастырь, верстахъ въ двадцати отъ ихь имнія. Она вспомнила добродушную, всегда веселую матушку-игуменью Минодору, угощавшую ее въ густомъ запущенномъ саду очень вкусными вареньями и мягкими просфорами, вспомнила сыроватыя, скромныя кельи монахинь въ старинномъ монастырскомъ зданіи...

Тамъ хорошо, тихо, и весь этотъ міръ, съ его открывшейся ей теперь мерзостью, тнь далеко. Тамъ бы отдохнуть, приготовиться къ жизни...

Но какъ же она подетъ туда, не написавъ матушк Минодор и не получивъ ея отвта! Матушка Минодора просто благоговетъ передъ ея отцомъ и матерью; она хоть и добрая, а все же ни за что не приметъ ее безъ ихъ согласія. Одинъ разъ прибжала къ ней двушка, дочь богатаго помщика, которую родные уговаривали выйти замужъ за нелюбимаго человка, и вотъ игуменья, не говоря ни слова, послала за этими родными и сдала имъ съ рукъ на руки несчастную двушку. Нина очень хорошо помнитъ всю эту исторію и разсужденія Минодоры о послушаніи родителямъ, которые, до ея мннію, всегда мудры и желаютъ добра своимъ дтямъ.

Куда же идти? куда бжать теперь и отъ мерзостей жизни, и отъ старшихъ дворниковъ, требующихъ паспортъ?

Вдругъ Нина вспомнила про Марью Эрастовну -- и удивилась на себя, какъ это до сихъ поръ о ней не подумала.

XII.

Марья Эрастовна, двоюродная сестра княгини Хрепелевой, не принадлежала къ петербургскому «обществу». Она къ нему не принадлежала только потому, что сама не хотла этого, ненавидя всякія стсненія, условности, моды. Величайшимъ благомъ жизни она признавала свободу, но, по своему характеру, понятіямъ и вкусамъ, никогда не злоупотребляла ею.

Она была дочерью богатйшаго помщика прежняго времени, хорошаго хозяина, домосда и скопидома. Она провела и дтство, и молодость въ глухой русской деревн, настолько глухой, что до тридцатилтняго возраста не могла найти себ хоть сколько-нибудь подходящаго жениха.

Ей удалось выйти замужъ, только благодаря самому счастливому стеченію обстоятельствъ. Въ ихъ мстности, чего до тхъ поръ не случалось, былъ временно расквартированъ полкъ, а командиръ оказался еще далеко не старымъ, вдовымъ, и очень представительнымъ человкомъ. Словомъ, Марья Эрастовна вышла за этого полковника и сдлалась военной дамой.

Съ мужемъ она сошлась, и жили они прекрасно, во взаимномъ согласіи.

Они открыли секретъ семейнаго счастія, заключавшійся въ періодическихъ и продолжительныхъ разлукахъ.

Мужъ служилъ,

длалъ военную карьеру, получалъ то одно, то другое назначеніе, переселялся съ свера на югъ, съ востока на западъ. Марья Эрастовна слдовала за нимъ, нисколько не смущаясь такой кочевой жизнью. Но вотъ, что-то неуловимое,, хоть и чувствуемое обоими начинало пробгать между, женой и мужемъ, какая-то тнь охлажденія, недовольства, скуки. Тогда Марья Эрастовна, недолго раздумывая, укладывалась и узжала къ себ въ деревню, все равно -- лтомъ или зимою, иногда на нсколько мсяцевъ, иногда на годъ, даже больше, смотря по внутреннему «самочувствію».

Каждый разъ посл такой разлуки супруги встрчались съ восторгомъ и будто вновь переживали молодость, будто вновь знакомились другъ съ другомъ.

У Марьи Эрастовны было двое дтей; но этого счастья судьба ей не дала: дти, ужъ не маленькія, умерли въ нсколько часовъ отъ страшнаго дифтерита. Марья Эрастовна мужественно пережила свое горе: только никогда его не забывала. Ея дти навсегда остались для нея живы, такъ что даже странно было ее слушать, когда она о нихъ говорила.

Между тмъ ея мужъ быстро подвигался по служб, получилъ большую извстность въ послднюю войну, и посл двадцатипятилтней супружеской жизни, умеръ заслуженнымъ и всми уважаемымъ генераломъ.

Марья Эрастовна, уже почти старуха по годамъ, но здоровая, моложавая и полная энергіи, осталась одна, безъ семьи и безъ близкихъ родныхъ. Единственный ея братъ, старый холостякъ, совсмъ неизвстно почему безвыздно жилъ во Флоренція, въ купленномъ имъ тамъ за безцнокъ старомъ палаццо.

Марья Эрастовна была очень богата, а такъ какъ деньги всегда любятъ присоединяться къ деньгамъ, то она вдобавокъ получила посл мужа внушительную пенсію и аренду.

Наконецъ, умеръ и ея братъ, оставивъ ей, какъ единственной своей законной наслдниц, гораздо боле чмъ милліонное состояніе.

Что кругленькая генеральша богата -- это знали вс: но никто и не подозрвалъ размровъ ея богатства. Сама же она о своихъ длахъ никогда ни съ кмъ не говорила.

Она продолжала, и по врожденнымъ вкусамъ, и по привычк вести кочевую жизнь. Въ Петербург у нея былъ собственный большой доходный домъ близъ Владимірской, и тутъ, въ третьемъ этаж, издавна находилась ея квартира, комнатъ въ десять, если чмъ и поражавшая -- такъ единственно простотою. Она прізжала въ Петербургъ иногда среди зимы и оставалась до лта, но случалось и такъ, что вдругъ, проживъ недли три, неожиданно для нея самой, уложится и детъ то въ одно свое имніе, то въ другое, а то куда-нибудь за границу и, по большей части, въ такія мста, куда обыкновенно, никто даже и не здитъ.

Петербургскія родня давно ужъ всми способами подбивала Марью Эрастовну обратиться къ дамской благотворительной дятельности и предлагала ей устроить предсдательствованіе въ разныхъ «кружкахъ» и «обществахъ». Однако, кругленькая генеральша, съ присущимъ ей веселымъ упорствомъ, всегда и отъ всего отказывалась, позволяя себ даже подтрунивать надъ дамской благотворительностью.

Разсерженные родственники, а главное, родственницы, не разъ готовы были объявить ее Плюшкинымъ; но для этого не хватало достаточныхъ основаній,-- Марья Эрастовна, хоть и довольно просто жившая и одвавшаяся «какъ бдная учительница», скупости все же не выказывала и, чтобы только отъ нея отвязались, давала благотворительницамъ значительныя суммы на ихъ «кружки» и «общества».