Злюка

Малый Владимир Николаевич

Что же это с ним такое приключилось?

Наконец старые друзья потратили пыл и вспомнили о приличиях.

– Вот! Мой старинный друг, самый надежный и необычный человек на этом свете – Бродяга! – представил нам с Язвой своего товарища Эдвардс, не дождавшись от него ответа на счет одежды. – Прошу любит и жаловать! Можете доверять ему, как и мне. Да что там, мне, можете доверять ему, как самим себе!

– Если, конечно, не дойдет до дел сердечных, - дополнил рекомендации Эдвардса Бродяга и лихо подмигнул наемнице, деловито поправляя на себе юбку.

Реакция Язвы меня

слегка удивила. Женщина демонстративно фыркнула и отвернулась в сторону. Однако расправить плечи и гордо приподнять голову она при этом не забыла.

– Меня одного удивляет тот факт, что он абсолютно безволосый и в юбке? – озадаченно спросил я у Экуппы.

– А то, что мы здесь только что друг друга чуть не поубивали, а вместо милого зверька на тропе лежит что-то склизкое, бесформенное и при этом практически божественно пахнущее?! – возмущенно отреагировала девушка на мой неосторожный вопрос.

– Если ты не против, то я готов сменить тебя на вахте и поболтать с нашим новым знакомым, - спокойно предложил я.

– Хорошо, - согласилась Экуппа, - мне нужно немного абстрагироваться от всего происходившего и происходящего. Сдается мне, что нас снова едва морально не отлюбили. Если окажется, что так и было, помоги, пожалуйста, Язве пережить данный факт – у нее по этому пункту какой-то бзик.

Я мысленно покивал и, сделав, как я надеялся, наивное личико, приступил к непринужденному расспросу.

– Извините за любопытство, но мне просто-таки не терпится узнать, что именно случилось с Вашими волосами, и как вы обходитесь без бровей и ресниц: не вредит ли это зрительному восприятию действительности? – хлопая длинными и пушистыми ресницами Экуппы, затараторил я.

Бродяга взглянул на меня так, будто только сейчас увидел и дико удивляется моему присутствию.

– Уверен, милая девушка, что Вы и сами прекрасно знаете, что мир полон самых неожиданных чудес, - начал он, - как-то раз я имел неосторожность закрутить легкий роман с прелестной особой, обладающей тяжелым характером. И в конечном итоге воздушная легкость моего нрава привела нас с моей избранницей к неподъемно тяжелому расставанию. Причем, женщина, которой я с такой легкостью пускал пыль в глаза, при расставании поставила меня перед неимоверно тяжелым выбором…

– Короче! – перебил заливающегося соловьем Бродягу Эдвардс. – Он наставил рога своей подруге, а она в отместку решила сделать его лысым! А поскольку он попытался сопротивляться, то полысела не только голова, но и все остальное. А вдобавок она еще и наложила на него древнее родовое заклятие, под действием которого его мужская доблесть могла проявляться только в отношении наложившего это заклинание.

– И тогда мне пришлось отправляться в дальнее и опасное путешествие, чтобы обратиться за помощью к мифическим Хранителям! – Бродяга сделал страшные глаза, хотя без ресниц они и так выглядели не очень. – Полуживым я добрался до тех мест, где они обитают с самого зарождения мира, и там с их помощью смог снять одно из проклятий!

– И, судя по Вашей прическе, - улыбнулся я, - избавились Вы именно от родового проклятия?

– Совершенно верно! – радостно ответил Бродяга, снова поправляя

юбку и подмигивая Язве.

Ее повторное фырканье в ответ было, как мне показалось, уже немного потише.

– Ну, это вполне закономерно, - улыбнулся я, прекрасно его понимая – наличие волос всегда можно сымитировать, в отличие от наличия мужской силы.

Пройдоха с Бродягой от души расхохотались, стоило мне только закончить фразу!

– Гениально сказано! – утирая выступившие слезы, простонал Эдвардс. – Но у моего друга выбор, все же, был посложнее!

– Да, - кивнул Бродяга, - дело в том, что никакой парик не может прийти мне на помощь! Стоит только любому моему участку кожи, имевшему когда-либо волосяной покров дольше пяти-семи минут провести в постоянном соприкосновении с любым предметом, как они начинают срастаться! Отрывать приходится уже только с самой кожей. А не отрывать тоже нельзя – вросший в меня предмет почти сразу же начинает так дурно пахнуть, что меня в этот момент презирают даже свиньи! Правда, пахнут только материалы растительного происхождения. Металлы, например, просто очень быстро окисляются, кроме золота высокой пробы, и отпадают сами, а камни крошатся… Как Вам такое развитие событий?

– Поэтому Ваш гардероб столь скуден и вызывающ? – поддел я его своей догадкой.

– Да! – снова рассмеялся Бродяга. – Юбка-разлетайка оказалась для меня настоящей находкой в такой ситуации! Правда, приходится ее прокручивать на поясе каждые несколько минут, но, поверьте, за те годы, что я мучаюсь от этого проклятия, данное движение выходит у меня уже абсолютно неосознанно, как моргание.

– Зато в бою в этом обмундировании он страшнее любого закованного в броню война! – усмехнулся Эдвардс. – Особенно в ветреную погоду!

Я улыбнулся в ответ на незамысловатую шутку. Язва тоже приподняла краешки губ. Что ж, видимо, ей такой типаж мужчин по душе. Хоть с кем-то в нашей разношерстной компании у нее могут возникнуть приятельские отношения. Главное, чтобы она у него на плече не заснула – нем тут не нужны дурно пахнущие сиамские близнецы.

Кстати, о сне!

– А как же Вы спите? – уточнил я. – Неужели все время ворочаетесь?!

– Да, - уже грустно улыбнулся Бродяга, - порой я сплю, как лошадь, а порой, как акула…

Я подождал немного, но дальнейших разъяснений не последовало. Из этого я сделал вывод, что он либо умудряется делать это стоя, и ни к чему не прислоняясь, либо как-то научился постоянно двигаться во сне. И то, и другое показалось мне достойным искреннего сочувствия. Вот, действительно, и думай: правильно ли он сделал выбор?

А Бродяга тем временем отвел Эдвардса в сторонку и, глядя на остатки приконченной им твари, начал что-то втолковывать своему другу. Пройдоха задумчиво кивал, определенно, соглашаясь с товарищем. Потом он снял рюкзак и, немного порывшись в нем, извлек оттуда три небольших флакона. Тщательно обследовав их, он со вздохом убрал один обратно. Оставшиеся два были тут же распечатаны и откупорены, а их содержимое – высыпано в ближайшие кусты. После этого Эдвардс принялся заполнять емкости той жидкостью, которая еще оставалась внутри трупа монстра.