Змееносец. Истинная кровь
Шрифт:
— Ясное дело где, — обреченно вздохнула Лиз, спустив босые ноги с топчана, — трубадур по герцогине страдает, а мать этой сволочи мозг ему выносит. Интересно, какая дура на него клюнула! Я бы посмотрела на эту женщину!
— Да я бы тоже не отказался посмотреть. И откуда только она взялась? Вроде бы в деревне Скриб ни с кем не водился… — Паулюс сел на топчан рядом с Лиз, примостил младенца на коленях и задумчиво почесал затылок. — Хотя, герцогиня, вроде, и не дура, а вон до чего у них с трубадуром-то дошло!
— У вас здесь всегда так
— Да по-разному бывает, — пожал плечами Паулюс.
Словно в подтверждение его слов юный Серж что-то важно агукнул.
— А тебя вообще не спрашивали, — ткнула Лиз пальцем в малолетнего маркиза и вдруг подняла глаза на Паулюса, — я знаю, как нам избавиться от него!
— Как? — живо отозвался святой брат. Юный маркиз, не издавая не звука, немигающим взглядом тоже уставился на Лиз.
— Надо найти дыру во времени! — объявила Лиз де Савинье и вдруг подумала, что в последнее время не отличается оригинальностью идей — все повторяется. Но она поспешила запихнуть эту мысль обратно, туда, откуда она появилась — в глубины своего подсознания. — Начать предлагаю с кухни. Портал открыт явно там!
— Кто открыт? — переспросил Паулюс.
— Неважно! — отмахнулась Лиз. — Надо перешерстить кухню! Потому что обедать сегодня я намерена дома, в Париже.
— Шерсти на кухне точно нет! Барбара, хоть и сердитая, но за чистотой смотрит, — сказал монах, снова начав качать захныкавшего ребенка.
— Шеф-поваром к себе в ресторан я ее все равно не возьму, она меня достала уже. Бери ребенка, пошли на кухню! — Лиз решительно встала, надела башмаки, что были ей сильно велики, и вдруг попросила:
— Закрой ему уши, пожалуйста.
Паулюс удивился, но выполнил просьбу Лиз, приложив ладони к ушам Сержа.
— Как показывает мой опыт пребывания в двенадцатом веке, — прошептала Лиз, склонившись к лицу Паулюса, — с сексом здесь совсем все туго. Это еще один аргумент в пользу возвращения домой. А теперь закрой ему глаза.
Паулюс послушно отвел ладони от ушей ребенка и прикрыл ему глаза.
Лиз наклонилась еще ниже, чтобы доставать до его губ. Провела языком по ним. И только обхватила его шею, чтобы углубить поцелуй, как раздался очередной вопль малолетнего полудурка.
Монах в отчаянии помянул всех святых и тоже вскочил на ноги.
— Идем! — решительно произнес он, сорвал быстрый поцелуй с губ Лиз и уверенными шагами пошел из комнаты, продолжая покачивать ребенка и втайне надеясь, что он, наконец, устанет и заснет.
XX
Межвременье — 23 декабря 2015 года, Париж
— Проходи, король, проходи, нынче у нас прекрасное вино — вино, испив которого, никогда не забудешь вкуса. Имя у вина чудесное. Волшебное. Мы с Белинусом зовем его Любовью. Проходи, король, проходи.
Голос болтал без умолку. Голос старца, сидевшего в углу комнаты с низким потолком, и выбивающего что-то на камне.
— Садись, король. Сейчас придет твой отец. И тогда потолкуем
Король приглядывался к говорившему.
— Отец? Почему отец?
И повинуясь силе, которой было подвластно многое, стал ждать…
— А кого хотел бы ты видеть? — отозвался старец и убрал в сторону свой молот.
— Что это будет? — спросил, подходя, король.
— Ему темно. Он просил сделать лампу. Темно ему, король. Засветишь, когда будет готово?
— Post tenebras lux. Кто выбрал меня?
— Тебя выбрало время. Оно, всемогущее.
Старец посмотрел на короля, и в чертах его отразилось вдруг что-то смутно знакомое.
— Мой сын повелевал двенадцатью рыцарями. И стал королем. Только я совсем позабыл его имя. Ты не помнишь?
— Ты говоришь загадками, старик, — нахмурившись, сказал король. Он не доверял образам, играющим с ним.
Тот коротко хохотнул и показал ему серый гладкий камень, над которым работал. Камень был нетронут. Большой, овальный и гладкий, он тихонько мерцал в руках старца.
— Нравится лампа?
— Нравится, — не отводя глаз, восхищенно проговорил король.
— Ну, так забирай! Я же не представляю, что с ним делать. Пусть мой сын уже, наконец, вернется домой. Не нравится ему царствовать.
Король взял в руки протянутый стариком камень, и тот в одно мгновение разгорелся ослепительным светом.
— Мишель! Мишель! Ты с ума сошел? Ты почему на полу спишь?
Он рывком сел, недоуменно посмотрел на свою ладонь, словно желал в ней что-то найти.
— Не сердись, — проговорил Мишель негромко. — Мне хотелось быть рядом с тобой. Хотя бы еще одну ночь. Не гони меня.
— Не гнать тебя? — прошипела она. — Не гнать? Скажи, я хоть раз тебя прогоняла, тогда как ты!..
Она не договорила и сердито отвернулась.
— Что я? — надменно переспросил Мишель. Ночные образы, приходя не ко времени, делали его раздражительным.
— Уверен, что хочешь это слышать?
— Уверен, что тебе хочется сказать!
— Да! — выпалила Мари, снова обернувшись к нему. Глаза ее в темноте по-кошачьи поблескивали, а рот некрасиво искривился. — Да, мне хочется сказать! Ты игнорировал меня… месяцами! Ты меня не хотел! Ты фактически меня бросил, отговариваясь всякой ерундой! Я, дура, развесила уши и слушала тебя, а на самом деле ты… тебя…
Не в силах продолжать она замолчала, продолжая испепелять его взглядом.
— Что именно ты называешь «ерундой»? — поинтересовался Мишель, любуясь ее возмущенным лицом.
— Те сказки, которые ты рассказывал… почему нам нельзя! Ты думаешь, после того, что я видела в саду, я поверю, что у тебя никого не было? Мог бы прямо сказать, что моя беременность… что тебе… Что тебе неприятна мысль о сексе с беременной женщиной
— При чем здесь мои мысли! — вконец рассердился Мишель. — Это запрещают лекари. И церковь… После всего, что случилось с матушкой, зная отца… Мари, я не могу допустить. Как ты не понимаешь?!