Змееносец. Истинная кровь
Шрифт:
— Ну, пусть кормилица заберет его. Нам ехать надо, — перекрикивая Его Светлость, сказал Поль.
— Как же он! — снова запричитала Лиз и потянулась за юным маркизом Сержем, который охотно рванулся ей навстречу, чуть не выдравшись из рук Поля. Она осторожно перехватила ребенка и прижала к себе.
— Он просто хочет есть! — вдруг послышался голос кормилицы Генриетты, и кругленькая маленькая женщина, отчаянно шмыгающая носом, вошла в зал, на ходу расшнуровывая вырез котты.
— Она прямо здесь собирается это сделать? — брезгливо спросила
— Да какая разница где, — буркнул Поль. — Может, замолчит, пока есть будет.
— Но здесь же люди… Может, лучше Барбара согреет ему молока? Он ведь приспособился, вроде.
— Вообразите! — болтала тем временем Генриетта, пытаясь сладить с узелком, стягивающим шнуровку. — Мессир Андреас даже кровь мне хотел пустить, когда его любимая пытка раками не помогла. У меня, сказал он, ее слишком много. Оттого и распирают лихорадка и жар. А то, что сопли текут, так это всего лишь божья воля! Вот жива была ведьма Никталь, никто в наших местах беды не знал. Она травку какую принесет, все мигом проходит. Не то что лечение этого изувера. Ну да ничего. Только к нему Шарля-мясника привели, он про меня позабыл, я и улизнула. Господи, да развяжется эта тесемка или нет.
— Может, все-таки молока? — снова с надеждой спросила Лиз.
— Нет уж, — ответила Генриетта, потянувшись за маркизом. — Рано ему!
Несогласный с ней маркиз тут же завопил, прижимаясь к груди Лиз.
— Может и рано, но у него уже неплохо получалось. Мне кажется, мы никогда отсюда не уедем, — Поль уселся на лавку и, смирившись с неизбежным, потянулся за кувшином на столе, который к его радости оказался полным.
Нет, не кричавший ребенок, не толпа прощающихся с ними крестьян и слуг, не подвернувший ногу Шарль, не безумная кормилица, не тянувшийся за вином Поль вынудили Лиз усомниться в том, что она нормальная. Почувствовать себя сумасшедшей ее заставил вопль, разносившийся в каменных стенах Трезмонского замка:
— Я изгоню! Изгоню беса, вселившегося в тебя, порочная дочь Всевышнего! Блудница!
— Отпусти! Говорю, отпусти! Косы повысмыкаешь! — донесся до них голос Полин.
И в зал, едва держась на ногах, почти вполз совершенно пьяный брат Ницетас, тащивший за косу сердитую служанку.
— Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei! — кричал он, а язык его заплетался.
— На кой черт ему такое красивое тело, коли он им ничего не может? — вырвав-таки из его ослабевших рук косу, хмуро вопрошала Полин.
Лиз едва не схватилась за голову, но вовремя вспомнила, что у нее притихший ребенок на руках.
— Много будешь пить, таким же станешь, — только и сказала она, обращаясь к Полю.
— Не стану! Ну, если только ты не станешь мне травок всяких подсыпать, как Барбара этому идиоту, — хохотнул Поль и двинулся в сторону брата Ницетаса, который снова попытался броситься вслед
— Уймись, святоша! — Поль взял Ницетаса за грудки и встряхнул его. — Нет в ней бесов. В этом замке вообще бесов нет. Давно изгнаны. И ты бы отправился вслед за ними, если жизнь твоя праведная тебе дорога.
— Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit. Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit, — продолжал бубнить брат Ницетас, осеняя крестным знамением теперь уже Поля. — Чееееерррт… Святую воду-то я и позабыыыыл.
Юный маркиз громко хрюкнул и захихикал. Он пока еще не очень хорошо умел смеяться, но и Лиз, и кормилица, и Барбара точно знали, что он смеется.
И в этот момент в каменных стенах Трезмонского замка раздались твердые и уверенные шаги. В залу вошел маркиз де Конфьян и рыжеволосый юноша с ним. Почему-то рука в руке.
Юноша надменно огляделся. Подошел к Лиз, молча забрал у нее ребенка и вернулся обратно к Сержу.
— О! Трубадур явился! — только и смогла выдавить из себя Лиз, понимавшая, что еще немного, и у нее начнется истерика — от хохота. Она вдруг поймала себя на мысли, что, несмотря на то, что по идее она должна бы быть несчастна, ей никогда в жизни не было так весело.
— Друг мой Скриб! — радостно воскликнул Поль, подойдя к маркизу и хлопнув его по плечу. — Как здорово, что ты вернулся. Значит, все же закатим пирушку.
Маркиз хмуро обвел взглядом всех присутствующих и, не увидев среди них короля, холодно сказал:
— Уже напировался. Ноги моей в Фенелле более не будет. Немедленно собирайте вещи маркизы. Мы отправляемся в Конфьян на рассвете! Генриетта! Собирай Сержа!
— До рассвета еще далеко, выпили бы хорошего вина. Ты бы мне рассказал, что здесь произошло, пока меня не было. Я, знаешь ли, кажется, совсем ничего не понимаю, — Поль удивленно разглядывал стриженую герцогиню, держащую на руках юного маркиза.
— Вино, друг мой Паулюс, приезжай пить в Конфьян. Оно не хуже королевского. Кстати, будь добр, покажи маркизе моего второго ребенка, коли ты единственный, кто его видел.
Серж бросил на Катрин быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Будто ждал от нее чего-то. Маркиза застыла, прижав к себе маленького Сержа, словно его прямо сейчас у нее заберут. И только сердце ее безудержно колотилось в ожидании ответа святого брата.
Поль тем временем медленно почесал затылок и произнес:
— Так вот же он! — кивнул бывший монах на младенца. — А маркиза-то где? Кому показывать?
— Маркиза перед тобой. Маркиза Катрин де Конфьян. И сын у нас пока один. Ты лучше скажи, сколько ты выпил, когда писал то письмо!
— Э нет, брат. Ты меня не путай. Это герцогиня Катрин, которая проявила благоразумие и предпочла короля Мишеля, став королевой Трезмонской.
Серж побледнел и сжал кулаки.
— Болван! Это моя жена! И покуда я жив, ею и останется. А я постараюсь жить очень долго!