Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Понял тебя второй, ответил Кувалдин. Наблюдал. Согласен. Только дойдем до реки, по маршруту, разворот, и тогда проверим кишлак. Усилить наблюдение за местностью. Прием.
– Понял тебя первый, отозвался Завьялов в эфире. Выполняю. Прием.
– Конец связи, сказал Кувалдин, снял наушники и передал их радисту.
"Глазастый он, Завьялов, улыбнулся, подумав о друге Кувалдин. Наверно уже на шашлык барашка присмотрел, вот и рвется в кишлак. Да, где еда там и люди, так устроена эта страна, думал Кувалдин, глядя в иллюминатор. Не может быть стадо "бесхозное", да еще в таком месте, почти рядом с предполагаемым маршрутом каравана. А может это они и есть, подумал Кувалдин,
Утро того же дня.
Река в долине бурная и полноводная, шумит, сталкиваясь в своем течении с камнями. Совсем близко к берегу подступают деревья инжира, тянущиеся своими корнями к живительной воде. Дальше, по течению реки, раскинулись зеленые поля, и финиковые пальмы - оазис. Уставшие мужчины, в запыленных одеждах набирали воду, пили сами, поили лошадей, и, расположившись в тени деревьев, отдыхали. Масуд, напившись воды, вытер ладонью рот, и облегченно вздохнув, присел на берегу реки, отдохнуть, перед обратной дорогой. Тревожно было ему, какое- то необъяснимое беспокойство, толкало его изнутри. Он рвался назад, к сыновьям, что бы вместе идти на новое пастбище. Им не по пути, с этими людьми, он понимал это, хотя, в душе не противился тому, что они делают, изгоняя "неверных" с родной земли, не противился, он, молча жил, и не жаловался по законам нана. А это, гайрат, нанго-намус, имандари, сабат и истикамат, мусават, бадал. Мы все равны, мужчины, подумал он, глядя на Набиля. И надо помнить об этом всегда, нельзя терять честь, лучше жизнь потерять... и не прощать врага своего кровного...
– Благодарю тебя добрый человек, услышал за спиной Масуд. Он встрепенулся, встал, и обернулся. Перед ним стоял Набиль, и улыбался, прищурив глаза.
– Всевышний отблагодарит тебя, прими от меня этот дар, сказал он, протягивая в руке пистолет. Потертый, какой-то ржавый, и совсем не похожий, на другие, что видел Масуд, в своей жизни. С его черной, густой бороды, стекали капельки воды. " От подарка нельзя отказываться, подумал Масуд, и машинально, протянул свою руку, не сводя взгляда с капелек воды". Масуд, словно во сне, взял пистолет, и протянул взамен, свою железную флягу, что была на поясе. Набиль молча кивнул головой, любуясь подарком, блестевшем на солнце.
– Спасибо, сказал он, рассматривая пуштунский рисунок на фляге.
– И тебе спасибо, выдавил из себя Масуд. Мне надо идти, добавил он, посмотрев на пистолет, в своих руках.
– Прощай добрый человек, улыбнулся Набиль.
– Прощай, сказал Масуд, повернулся, и пошел вдоль реки.
"Вот так же, капельками, стекает кровь, с его рук, думал Масуд шагая. И он, совсем не задумывается, кто те люди, быть - может, у них есть дети, и семьи. Только месть? Не знаю я, или месть ведет его по дороге смерти, или он "неверных" убивает, не знаю... " Задумавшись, он не сразу услышал гул вертолетов, что приближались к реке.
Два вертолета с группами разведчиков. Утро.
Вертолеты вынырнули из-за гор, словно тени. Будто ночные призраки, они как бы отделились от серых гор, и неслись в долину, к реке. Бойцы в отсеке, напряженно смотрели в сторону реки. Один из бойцов, вдруг нервно вскинул правую руку вверх, затем обернулся, и выкрикнул:
–
– Молодец, похлопав по плечу, сказал Кувалдин. Вернувшись на свое место, он быстро развернул карту, бегло посмотрел, поводил пальцем, и громко крикнул:
– Цибульский, связь!
– Есть, откликнулся радист, что сидел у двери пилотской кабины.
– Гранит 2, я Гранит 1, прием, громко говорил Кувалдин, глядя в иллюминатор.
– На приеме, раздался хриплый голос Завьялова.
– Наблюдаю группу "духов", на берегу реки, общая численность неизвестна.
– Попрятались тараканы по щелям, "бляха муха" добавил раздраженно Кувалдин. Наблюдаешь? Прием.
– Так точно, раздался голос Завьялова, наблюдаю. Наши действия? Прием.
– Высаживаемся на "проплешине", вместе, на краю "зеленки", наблюдаешь?
– Так точно, наблюдаю, отозвался Завьялов.
– Я иду с севера, от гор, а ты, с юга, от реки. Зажимаем, и гоним их из "зеленки", под наши "вертушки". Как понял?
– Рискованно, ответил Завьялов. В ближнем бою, "вертушки" не смогут работать по целям.
– Да, рискованно, коротко ответил Кувалдин. Сбор групп, западнее "зеленки" километр, ориентир разбитая сторожевая башня. Видишь? Прием.
– Так точно, наблюдал. А если численность в два раза, спросил Завьялов
– При большом численном превосходстве "духов", вытянуть их из "зеленки", и тащить на "хвосте", отходить к башне, и ждать поддержки с "воздуха". Прием.
– Так может не рисковать, навести "вертушки", а нам только обеспечить внешний контроль, что бы далеко не ушли, спросил Завьялов. Прием.
– Ты что, с утра "поссать" забыл, моча в голову стукнула, выругался Кувалдин. В "зеленке" ничего не видно, куда "вертушкам" бить. Жопа ты рваная! "Кимаришь" что ли? Прием.
– Понял, раздался в ответ голос Завьялова. Вас понял, повторил он, отчетливо. Прием.
– И личная просьба, не "пижонь" людей береги. Устало добавил Кувалдин.
– Вас понял, прозвучал голос Завьялова. Прием.
– Что б все пули мимо, сказал Кувалдин. Конец связи.
– Конец связи, отозвался Завьялов.
Кувалдин откинулся на спину, прислонившись к дрожащей обшивке вертолета , поморщился, посмотрел на молчаливых пилотов, через открытую дверь, и громко сказал:
– Цибульский, связь с отрядом. "Это караван, подумал Кувалдин, точно он, кожей ощущаю. Мы совершенно случайно, заметили караван, в этом районе, где почти не бываем. Далеко. Надо же, ведь были только предположения, а он оказывается есть. Даже и не знаю что делать, то ли "дырочки" под орден, то ли..." Его размышления прервал голос радиста.
Вертолет с группой Завьялова.
Завьялов не мог объяснить, что происходит с ним. Он, закрыв глаза, сидел, прислонившись к борту, и поглаживал рукой, свой автомат. Вот пальцы касаются холодного металла ствольной коробки, скользят вниз, и нащупывают переключатель огня, еще ниже, и указательный палец, привычно ложится на спусковой крючок. Он гладит кончиком пальца курок, и какое-то тревожное чувство пробегает волной по телу. Он смотрит на себя как бы со стороны, и почему то видит, как-то черную тварь, что крепко вцепилась в его руку, своими маленькими острыми зубами. Он отдирает ее, и бросает в сторону, а на руке, открывается, огромная, зияющая своей глубиной, страшная рана. Завьялов мотнул головой и, открыв глаза, услышал.