Змеи, драконы и родственники
Шрифт:
— Простите, ваше великолепие, не понял.
Король на удивление спокойно поманил гвардейца к окну и сам тоже уставился во двор:
— Что там происходит такого, что подо мной дрожит даже постель? Ты хочешь сказать, что так работает антихрапный трон Кукса? А если это землетрясение, то отчего из замка не выносят ценные вещи, включая меня? Это, по-вашему, нормальное поведение?
Сереион побледнел и стал оправдываться:
— Не знаю даже, как доложить вашему величеству…
Король сделал проницательное и задумчивое лицо:
— Да уж как-нибудь доложи.
Сереион
— Ваш любимый лесоруб Кукс…
Король занервничал:
— Что мой любимый лесоруб Кукс? Он превратился в огнедышащего и танцующего дракона и теперь пляшет нечто воинственно-зажигательное во внутреннем дворе моего замка?
Гвардеец стал потихоньку заикаться:
— Если быть абсолютно точным, вашу тетю Гедвигу…
Когда короля к тому вынуждали, он бывал просто великолепен: сколько сарказма, сколько горечи, сколько беспощадной остроты. Правда, почти всегда в такие моменты на горизонте не видно было и следов придворного летописца, а потому блеск королевского остроумия не был задокументирован.
— Превратился в тетю? — съязвил Оттобальт. — Именно поэтому храп теперь звучит с удвоенной силой — ты это хочешь сказать?
Неожиданно взгляд Сереиона просветлел:
— Вы, как всегда, почти правы, ваше величество.
Король разочаровался. По правде говоря, он рассчитывал на несколько иной результат. Вот так остришь-остришь, а кто это оценит? Потом войдешь в историю как скудоумный и грубый человек, чуждый эдакой легкости и изящества. Обидно, между прочим.
— Ну же, хоть ты не придумывай глупостей, — попытался он урезонить верного гвардейца.
Сереион замялся:
— К сожалению, это правда. Никто не решался беспокоить вас, когда вы наконец заснули… — Тут его речь стала вовсе невразумительной, ибо весть, которую он должен был сообщить обожаемому монарху, и впрямь была какой-то… такой. Положение в замке сложилось не то чтобы безнадежное или трагичное, но щекотливое.
Сереион даже попытался в отчаянии взлохматить волосы. Правда, на нем был стальной шлем с пышным плюмажем, но в отчаянии человек способен взлохматить что угодно.
Оттобальт понял, что больше не выдержит:
— Не томи, выкладывай поскорей!
Гвардеец набрал полную грудь воздуха:
— В общих чертах все обстояло так: Кукс, сработав антихрапное ложе, изрядно напился и — чего никто не ожидал — повалился рядом с оным и сам захрапел так, что с лихвой компенсировал вашу несколько нейтрализованную тетю. Одним словом, полный аврал.
Оттобальт хотел что-то спросить, но обнаружил, что утратил дар речи и способен выражать свое отношение к происходящему лишь гримасами, словно горестный сюмрякача, наступивший себе на хвост:
— Э-э-э… — несколько туманно сообщил его величество.
— Ох-хо-хо, — поддержал Сереион.
— А-а-а?.. — уточнил король.
— У-ух, — отвечал Серерион.
— О-о-о, — предположил несчастный монарх.
— О! О! — подчеркнул гвардеец.
— Ну знаешь! — возмутился Оттобальт, вновь обретая бесценный дар общения на вербальном уровне.
Сереион прояснил ситуацию:
— Все боятся его трогать по двум причинам: во-первых, он
Король почувствовал, что ему следует попрочнее утвердиться на земле, а то уже в глазах темнеет. Он сел, точнее, не сел, а свалился в удобное кресло:
— А если попросить лекаря Мублапа воскурить какие-нибудь успокоительные дымки? Помнится мне, он проделывал нечто подобное.
— Мублап уехал на съезд докторов, посвященный дырнальным проблемам, — напомнил Сереион.
Его величество совершенно отчетливо понял, отчего он так ненавидит дырнальные проблемы.
— А что Мулкеба вещает?
— Говорит, что хуже сделать может, а лучше — не надеется. Даже если, говорит, казнить будут. Против тети и лесоруба в одиночку не потяну, говорит.
— А Марона?
— Господин министр бегает с веревочкой, измеряет.
— Что?!
— Размеры.
— Какие?!
— Площади, где стоит вся эта композиция. И считает.
— Что считает?
— Прибыли и убытки. Если выйдет прибыльно, то решится. Если нет — оставит как есть.
— Сереион!
— Я имел в виду, что господин министр решил основать нечто вроде музея или памятника и взимать с посетителей скромную плату. Если строительство окупится в течение недолгого времени, то он явится к вашему величеству нижайше просить соизволения на осуществление проекта. А если расходы будут большие — непременно откажется. Они ведь все могут проснуться в любую минуту, так что мыслимое ли дело так тратиться?
Сложно выглядеть величаво и непреклонно в ночной рубашке с кружевами, в колпаке с помпончиком и пуховых пантуфлях, но Оттобальту это каким-то образом удалось.
— Он собирается выставить мою тетю на всеобщее обозрение?
— Ее величество и так уже там. На обозрении.
— Мамочки! — охнул король. — Об этом я как-то не подумал. А ведь мне придется отвечать, когда эта сте… тетя проснется!
— Скажем, что она — народное достояние. Героиня. Народ должен знать своих героев и всегда иметь возможность прийти к ним. Напомним, что Нучипельская Дева живет не в заоблачном замке, а для людей и среди людей. Вот мы и постарались…
— Сереион, ты гений, — восхитился король. — Но только шум стоит зверский. Музей — это еще туда-сюда, хотя опять же шляться будут всякие, с кухни еду воровать. Но как мы дальше жить собираемся? Что теперь делать? Не сходить же с ума на пару с лесорубом, надо что-то предпринимать… Кстати, как антихрапный трон? Работает?
Сереион скривился:
— Вначале казалось, что звук вроде бы стал приглушеннее. Ну да разве разберешь в этой какофонии? Орденоносцы приняли на грудь заодно с лесорубом, поэтому сейчас завывают дружным хором. Не так, как солисты, конечно, но не намного тише.