Змеи, драконы и родственники
Шрифт:
Оттобальт с интересом воззрился на гвардейца, который произнес массу высокоученых слов с невероятной легкостью. Это вызывало уважение. Это вызывало даже восторг. Но сейчас было не до восторгов. Да, приезд тети никогда не являлся для Дарта порой цветения, и молоко и мед не изливались с небес на сию многострадальную землю, но нынешние хлопоты перекрыли все, что было до того.
Предыдущие неприятности, связанные с тетей, представлялись Оттобальту не только мелкими и незначительными, но чуть ли и не желанными.
Многоголосый храп травмировал его тонкую и возвышенную
Однако сейчас он отчетливо понимал, что никто не примет на себя всю полноту ответственности за дражайшую королеву Гедвигу. Нет такого безумца. Точнее, был — лесоруб Кукс, и что из этого вышло?
Внезапно короля озарило:
— А может, нам Кукса затолкать на ночь на трон рядом с тетей Гедвигой, чтоб они оба потише храпели? Пока он себе отдельную антихрапную кровать не смастерил.
Сереион не слишком восхитился идеей повелителя:
— Эх, да кто же на это решится? Такая ответственность, такая ответственность, и даже неизвестно, перед кем — перед вами или перед тетей? — Ему стало страшно от ужасной мысли об ответственности перед обоими Хеннертами одновременно, но об этом он благоразумно умолчал.
Король печально огляделся в поисках моральной поддержки и… обнаружил ее. С достоинством, не спеша направился к ночному столику с фруктами и напитками.
— Покушать, что ли, раз не получается выспаться?
Сереион проследовал за королем, передергивая плечами. И было отчего. Храп сводного хора тети, лесоруба и бесумяков обрел классическую стройность. Он то достигал самых высоких октав, то оглушительно рокотал в нижнем регистре.
Если бы здесь был знаток русских обычаев Дитрих фон Морунген, он бы не преминул заметить королю, что сбылась еще одна его мечта. Дело в том, что в некоторых русских храмах — это Дитрих знал наверняка — пели могучие дядьки с голосом мощнее, чем у прославленного Шаляпина. Сей голос так и звался — октава. И вот эту самую октаву он мог бы сейчас услышать, кабы не искал Душара знает где свои несчастные Белохатки.
Время от времени лесоруб Кукс принимался свистеть, а тетя — виртуозно подсвистывать. Вольхоллская концептуальная музыка пошла, очевидно, от тех, кто был свидетелем и невольным участником событий этой памятной ночи.
Хеннерты, как неоднократно упоминалось, теряли многое: порой — войска, порой — деньги, реже — отвагу и присутствие духа; но аппетит — аппетит никогда! Король взял со стола гроздь сочных набанцев, отделил от нее один плод и принялся вдумчиво очищать его от пятнистой темно-синей шкурки.
— У тебя, наверное, тоже голова болит? — участливо обратился он к Сереиону. — Не стесняйся,
Гвардеец вздохнул с нескрываемым сожалением:
— Мне нельзя, я на службе.
— Тогда виски, — проговорил Оттобальт, смутно сознавая, что имеет в виду.
— На два пальца, — отвечал не менее ошарашенный Сереион. — Без содовой.
Оба тревожно воззрились в темноту. Что такое виски и почему именно на два пальца, они не знали, да и знать не могли. Содовая вызывала отдельное недоумение и вполне понятную при данных обстоятельствах настороженность.
— Колдовское наваждение, — выдохнул наконец король. — С появлением дракона все переменилось, все стало каким-то странным…
— Все смешалось в доме Облонских, — испуганно подтвердил Сереион.
Оттобальт согласно покивал, и очаровательный помпончик заскакал на его колпаке.
— И не говори. Я сам все чаще и чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил: по крышам больше не гуляю…
— Ваше величество!
— А? Что?
— Какие крыши?!
— Откуда мне знать, Сереион. Знаю, что не гуляю, а по каким не гуляю — кто же мне скажет. Не гулял я никогда в жизни ни по каким крышам. Я что, сумасшедший, с такой высоты брякнуться?
— Наваждение, не иначе, — выдохнул Сереион.
— А то…
Оттобальт откусил кусочек набанца и сиротливо примостился на краешке кровати.
— Выпей, чего уж там. Какая здесь, к Ампетрусу, служба?
В этот скорбный миг реальность снова изменилась.
В реве, свисте и рокоте явственно послышались новые звуки. Да что там звуки? Жуткая брань, изрекаемая громким, пронзительным, незабываемым голосом, который, однако, никто не ожидал услышать в ближайшее время.
И вот теперь король и его верный гвардеец, не в силах прийти в себя от нового потрясения, судорожно пытались понять: к лучшему оно все или к худшему?
— Ах ты пичкамут сильзяшный!!! — верещал этот нездешний голос. — А вы что стоите, как стадо тумчепегих суричей?! (Снаружи донесся лязг и брязг — очевидно, проснулись и неактивно задвигались рыцари-бесумяки, поставленные на автопилот, который включался в любом состоянии.) Сделайте же что-нибудь с этим небритым язьдрембопом!!! — неистовствовала тетя. — Какая сватихабская сволочь додумалась положить его рядом со мной?!
Здесь дивная женщина полностью переключилась на своего соседа по спальному месту, обличая все его пороки и грозя карами, по сравнению с которыми смерть на костре показалась бы вполне приятным пикничком с барбекю.
— А ну вставай, сейчас я тебе устрою тупичельский восход!! Разлегся, как у себя дома!
Звон и грохот свидетельствовали о том, что под горячую руку королеве попался кто-то из закованных в железо верных охранников и что последнему крупно в связи с этим не повезло.
— Перегаром разить? — приступила Гедвига к излюбленной теме об этике и эстетике поведения в обществе отдельно взятой личности. — Не позво-о-олю! Где это видано, чтоб люди так храпели?! За это кто-то ответит! В этом замке можно когда-нибудь выспаться?!