Змеи и лестницы
Шрифт:
Одного взгляда на месиво было достаточно, чтобы Вересня вырвало.
Он оказался не единственным, кого настигла подобная физиологическая реакция. И лишь капитан Литовченко и судмедэксперт Кукушкин сохранили присутствие духа. Первый – в силу характера и общей небрезгливости, а второй – в силу специфики профессии.
– Что скажешь? – спросил Литовченко у судмедэксперта, с любопытством разглядывая труп.
– Ничего, – ответил Кукушкин.
– Так-таки ничего?
– Судя по состоянию тела, в воде он пробыл не меньше месяца.
– Смерть, хотя бы, была естественной?
– Покопаюсь в нем – скажу. Не раньше.
Моментально потеряв интерес к трупу, Литовченко сосредоточился на BMW.
– Хорошая тачка, – сообщил он содрогающемуся от рвотных позывов Вересню. – Месяц на дне пролежала, а все как новенькая. Сел и поехал. Умеют же делать бундеса! Это тебе не наши ведра. Сейчас пробьем номер и установим владельца. И будем ждать, что нам накукует Кукушкин. Авось пронесет.
– Пронесет? – переспросил Вересень.
– Угу. Хоть бы несчастный случай вырисовался, мать его! Напился брателло, въехал по пьяни в озеро, да там и заночевал. А еще надо участкового зарядить, пусть походит по округе, поспрашивает – не видел ли кто эту тачку с месяц назад. Игрушка-то приметная. Ну и ты… подключайся.
Дождь, наконец-то, кончился, и на противоположной стороне озера показалось предзакатное солнце. Его нежаркие лучи заиграли на хромированных деталях кабриолета – и впрямь не потерявшего ни шика, ни привлекательности. Именно в это мгновение Вересень с обреченной ясностью осознал: дело, в которое втравил его Николай Иванович Балмасов, обещает быть экстраординарным. И тому, о чем мечтает и.о. начальника убойного отдела капитан Литовченко, не суждено сбыться.
Это – все, что угодно, но только не несчастный случай. Возможно – самоубийство, хотя способ, который выбрал для себя несчастный водитель, вызывает массу вопросов. А вот к местности никаких вопросов нет: здесь она – ровная, как стол, без малейшего уклона. Просто так скатиться по тропе к озеру и въехать в него, не успев затормозить, – нереально.
– Подванивает тухлятинкой, да? – сказал Литовченко, и Вересень инстинктивно повернул голову в сторону мешка, в который именно сейчас упаковывали останки.
– Не то слово.
– Я бы сказал – смердит.
– Еще как, – ответил Вересень, хотя особого запаха почему-то не чувствовал.
– Вообще-то, я об этом гребаном деле. Еще намаемся мы с ним, помяни мое слово.
– Авось пронесет.
Литовченко достал из кармана грязный носовой платок и протер им заляпанный илом регистрационный номер кабриолета.
«а666кв». И впрямь тухлятина. Сатанизм чистой воды.
– Не пронесет, – с тоской в голосе произнес Вересень.
– Угу.
– Ладно. Пойду допрошу дачников.
…Подростков, нашедших кабриолет, звали Костюкевич Вениамин Сергеевич и Лосев Сергей Александрович. Веня и Сережа. Солировал в дуэте Веня, Сереже отводилась роль подмастерья
– Откуда такая точность? – удивился Вересень.
– У меня часы! – торжественно объявил Вениамин Сергеевич, сунув под нос Вересню огромный светящийся циферблат со множеством циферблатов поменьше, фосфоресцирующими стрелками и массой заклепок. Все это великолепие было забрано миниатюрной решеткой, а сами часы смахивали на иллюминатор корабля, за которым шла невидимая миру, но интенсивная жизнь.
– У него часы! – подтвердил Сергей Александрович. – Противоударные и водонепроницаемые, для глубоководных работ.
Если бы у Вересня в детстве были такие часы, возможно, вся жизнь его сложилась совсем иначе. И уж, безусловно, он не расставался бы с ними ни на минуту, выискивая все новые и новые поводы для приложения сил необычного часового механизма. И пялился на него каждые три минуты, а то и чаще.
– Откуда же у тебя такая роскошь?
– Подарок! – Вениамин Сергеевич важно надул щеки. – У меня дядька – водолаз на Северном флоте. Он в Мурманске живет.
– У него дядька – водолаз из Мурманска, – никакой самостоятельности суждений в речи Сергея Александровича не просматривалось.
– Он с ними на пятнадцать километров в море спускался. Там давление – двести тысяч атмосфер. А часам – хоть бы хны, ни на одну секунду не отстали.
О давлении в двести тысяч атмосфер Вересень судить не мог, а вот пятнадцатикилометровой морской глубины не существовало в принципе, даже знаменитая Марианская впадина заканчивалась на отметке в одиннадцать километров. Но сообщить об этом добровольным помощникам следствия Вересень не решился.
– Значит, в одиннадцать часов сорок три минуты утра вы приехали сюда из дачного кооператива «Буревестник»?
– Ну, да, – хором ответили подростки.
– А что, других водоемов нет? Поближе к дому?
– Полно. Но там народу тьма. И вообще они… безыдейные.
– Безыдейные? – удивился Вересень. – А какая может быть идея у водоема?
– Мелкие они, – подумав, сказал Вениамин Сергеевич. – А мне нужна глубина.
– Ему нужна глубина, – эхом откликнулся Сергей Александрович.
– А здесь глубина в самый раз?
– Ага. И нет никого. Самое то. Я ведь собираюсь водолазом стать, как дядька.
– Он собирается водолазом стать, – снова вклинилось эхо.
– Похвальное устремление, – одобрил Вересень. – И что, часто вы здесь бываете?
– Каждый день.
– В этом самом месте?
– Ага. Оно удобное.
– И каждый день погружаетесь на глубину?
– Я погружаюсь, – в очередной раз надул щеки Вениамин Сергеевич. – В часах.
– Он погружается, – в голосе Сергея Александровича послышалась гордость за друга. – В глубоководных часах.