Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2

Шеллар Аэлрэ

Вдох. Выдох. Молчание стало почти звенящим. Кажется, даже пыль в воздухе кружится медленно. Змей забери, какие глупости лезут в голову.

— Прошу прощения за беспокойство, сиятельнейшие даны, но мне срочно необходимо рассказать вам кое-что важное…

***

Усталость брала свое, слабо смешиваясь с капелькой возмущения. Хотя следовало бы ожидать, что так и будет. Нет-нет, ей поверили. И выставили прочь, даже не делая вид, что усылают под благовидным предлогом. Впрочем, это было понятно, объяснимо и предсказуемо. Нескоро еще она сможет дорасти до таких секретов, да и… надо ли? Нет-нет да и мучили сомнения. Чем дальше, тем страшнее. Право слово, что стоило в самом деле ей стать архивариусом? И никогда, никогда

не иметь ничего общего с государственными тайнами, заговорами, аристократами. Никогда не узнать своего отца и обязанностей Судьи и Палача. Никогда не узнать чуточку ближе одного из могущественнейших существ Льяш-Таэ, наследника Нильяра.

Страх и малодушие — вот, что тянет обычно назад, пробуждая отчаянье. Невозможно совсем не бояться — но можно и нужно брать свои страхи под контроль. И она сможет, справится. Слишком уж завораживает новый мир, притягивают новые возможности и интригуют знакомства.

Рин была даже благодарна наследному змею за наложенный ментально запрет.

— Информация, которую Вы случайно узнали, благодаря своему дару… Вы же понимаете, что она не должна никуда уйти, и мне нужны гарантии. Желательно, абсолютные.

— Мы не можем предъявить Ее императорскому величеству никаких обвинений, даже в неверности. Она позаботилась о своем абсолютном алиби, а на трау скорее всего стоит сложный запрет на передачу информации, он может сойти с ума, если попытаться ее извлечь, — отец, — Императрица позаботилась о том, чтобы улик против нее не было. Этот случай не первый и не последний, увы, но от таких обвинений легко откреститься. Иллюзия, метаморфы, галлюцинация или сложные чары… Мало ли, кто желала опорочить ее доброе имя, — прозвучало с издевкой.

Стоило бы возмутиться, что он ей не верит на слово, да только слишком многое ей уже рассказали и частные учителя, нанятые отцом, и старые дневники его семьи, которыми карри снабдил дочь. Близкие и дальние родственники, мужчины и женщины, замужние, вдовые, активно участвующие в политике и удалившиеся от двора… На этих страницах, казалось, вставала вся история не только Империи, но и самого клана Золотых иршасов, когда-то занимающих высокое положение у себя на родине. История эта была написана кровью, насилием и предательством. Кровью и чужой, и своей. Иршасы — хитрый и воинственный народ, со своими строгими законами чести и морали, но и здесь порой находятся отступники.

— Вы наложите запрет своей силой? Хорошо, я согласна.

Еще мгновение назад бывшие серебряными, теперь его глаза пылают расплавленным золотом. Узкая щель зрачка кажется почти невидимой, а в этом море так легко утонуть навсегда, растворяясь в яростном потоке чужих, обычно сдерживаемых чувств.

— Приятно, что вы понимаете ситуацию, дана Дейирин, оч-шень приятно, — раздвоенный язык мелькает в воздухе, вызывая, почему-то странное томление, а отнюдь не страх. Глупые мысли. Глупый поцелуй, — расслабьтесь…

Скорее, она напряглась — не из страха — хотелось спрятать самое сокровенное, хоть это попытка и была глупой, их опыт не сравнить. Золотые глаза совсем близко, чужое прохладное дыхание щекочет щеку… а потом весь мир вспыхивает огнем. Совсем не больно. Хочется, чтобы это не заканчивалось быстро.

Краем глаза поймала едва заметную, будто примерещившуюся усмешку сопровождающего. Эрайш, Щит наследника, искаженная душа. Эрайш… Коридоры двора — с высокими потолками, мерцающими витражами, занавесями и статуями казались другим миром. Здесь иршасы все обустраивали под себя, не считаясь с удобством других рас. Слишком редко другим дозволялось попасть сюда — во внутренний дворец, где были жилые покои императорской семьи и их приближенных. Будь она человеком — посчитала бы, что жители этого места страдают гигантоманией. На двух ногах тут неуютно —

скользят по отполированному до блеска полу, режет глаза свет, пугают шорохи. К счастью, полный комплект традиционной одежды ей был предоставлен, и, сейчас, вслушиваясь в тихий шелест хвоста, ловко скользя между, казалось бы, безучастно замершими воинами в полной броне, Рин впервые почувствовала, что иршассой ей быть нравится гораздо больше, чем человеком. Хотя она им и не была, но… так привыкла к этой мысли. Извечное женское искушение — почувствовать себя слабой, беспомощной, но защищенной. Не решать проблемы самой, а точно знать, что их решат за тебя. Увы, это были только мечты. Даже Кио не понял бы ее, если она бы бежала к нему после каждой стычки с аристократичными гордецами. Кио. Сердце защемило на мгновение, так, что даже красота дворца потеряла всякое значение. Как же он там? Когда к нему пустят или отпустят его? И — беспокойство, наконец, обрело материальное воплощение — посвящать его темному Эскайру придется ей. А ведь, насколько помнилось прочитанное жреческое уложение, для первых посвящений будет необходим храм… И надо еще и Лэйри успокоить, хотя она уже наверняка знает, что казнь не состоялась, но подробности подруге не помешают. Надо надеяться, что она продержится до ее прихода — кем-кем, а слабой лесной девой кровная сестра не была и не будет никогда, как бы некоторые не мечтали.

Она скорее почувствовала, чем услышала, как умиротворенное молчание сопровождающего сменилось напряжением, слившимся с предупреждающим шипением. Почти как у настоящего иршаса. Впрочем, темный фэйри был куда опаснее — и впервые за время общения с ним по коже пробежали мурашки, накрывая нехорошим предчувствием.

От высокой, затянутой в темные одежды фигуры повеяло такой ненавистью, что стало страшно. До крика, до прикушенной клыками губы. Но боялась она не его — боялась того, что вызвало у Щита такую реакцию. Ладонь сама собой легла на его локоть, словно стремясь успокоить.

— Дан Эрайш? Что? — только и спросила, заслужив пристальный взгляд (хороша иллюзия.) мерцающих болотных глаз.

— Скорее кто, — выдохнул, распрямляясь. Высокий — даже сейчас выше нее, уж он-то явно не чувствовал никакого неудобства, находясь в змеином царстве на двух ногах, худощавый, очень сильный и смертельно опасный — как нацеленный клинок. Где ал-шаэ его нашел и почему тот так привязан к нему? Настолько, что Хаос так и не поработил его разум, несмотря на всю сжигающую душу ненависть.

— Постарайтесь изобразить из себя глухонемую дурочку и не реагировать на любые оскорбления. К нам идет императрица, и она не должна знать, кто вы такая, дана Дейирин. И даже малейшего подозрения возникнуть не должно.

Рин чуть на хвост не села, и за собственный испуг не было стыдно. Почти. Слишком много она уже слышала об этой женщине. Много — но ничего хорошего. Якобы истинная пара императора, но тот не доводит до сведения жены многих важных секретов. Расчетливая интриганка, обожающая власть и не желающая с ней расставаться. Жена, неверная своему мужу, своей паре, и как-то связанная со зреющим заговором. Притвориться дурочкой? Да хоть тараканом — лишь бы это дало еще одну отсрочку от огласки. Огласки, после которой будет открыта охота — за ее даром, за ее телом, за ее магической силой и родовым наследием. Еще немного времени, чтобы стать сильнее. Как же хорошо, что во время вынесения приговора на ней был полог рассеивания, созданный ал-шаэ Нильяром. Никто, кроме императора и самого наследника, пока не раскрыл ее инкогнито.

Перед глазами встало лицо их преподавательницы по этикету — застывшей в своем возрасте, вечно затянутой в траур иршассе. «Запомните только одно — говорила она — в любой ситуации вы не должны терять достоинства. Вы должны помнить — везде и всегда, кто вы есть. Забыть это и унизиться — значит, уничтожить свою суть».

Впервые Рин осознала самую основу этих слов. Странно — она должна была чувствовать себя здесь неуютно в роскошных интерьерах огромного дворца, но если это чувство и было, то быстро растаяло. Также, как испуг и сожаление по поводу вынесенного приговора.