Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2
Шрифт:
Впрочем, неожиданная поддержка придала сил и уверенности. Сможет, справится, выстоит. И, возможно, станет достойной… По крайней мере, утешало то, что после последнего скандала с нерожденным ребенком у наследника пассий больше замечено не было. Если он как-то и расслаблялся, то постоянной дамы не имел, что не могло не радовать. Совсем она помешалась. Работа, Рин. Учеба зовет, инар.
— Я уж думала, что ты уснула на ходу, — выразительно фыркнула сестра, прищуриваясь, — давай, садись.
Как и всегда, за первый стол. Впрочем, столы здесь длинные, наверняка еще кто-нибудь да присоединиться, эта пара — только для их факультета, здесь чужаков не будет
Тетрадь легла на стол, зачарованное перо, сумка — на крючок сбоку. Знать бы, где песочком дорожку усыпать… Зала еще не была заполнена до конца, когда она вошла. Высокая иршасса с волосами белыми, точно недавно выпавший снег, а взглядом таким холодным, что можно было бы заморозить всех учащихся. Это потом Рин поймет, что первое впечатление зачастую обманчиво, а за холодом внешним зачастую прячется внутренняя уязвимость и боль, а сейчас… сердце сжалось, застучало где-то в груди. Возможно, новое видение вызвал именно внезапный испуг. Кто уже скажет, как оно было на самом деле?
Осунувшееся заплаканное лицо и тусклая чешуя. Запавшие глаза. У нее взгляд иршассы, которая больше не хочет жить. Да и зачем, если все, кого она любила, в могиле? И обожаемый муж, и маленький сын? Женщина вздохнула, с силой проводя руками по лицу, пытаясь скрыть свою слабость.
С тихим шорохом разъезжается ткань у входа, пропуская крупного змея, чья чешуя отливает чистейший золотом. Сейчас император не в маске, но даже теперь видение скрадывает черты лица. Здесь он кажется моложе, но… гораздо более уставшим. Надломленным. Раздавленным. Он не говорит ни слова — только крепко стискивает змейку в своих объятьях, прерывисто дыша, словно он задыхается от невозможности что-то сказать… или заплакать? Тишина и крепкие объятия покинутых существ. Только в его взгляде на эту иршассу видится нечто большее, чем дружеское участие — это боль мужчины, вынужденного скрыть сейчас свои чувства и поддержать чужую женщину.
— Прости меня, Заардана, если сможешь, хоть когда-нибудь… Я готоффф-ф ф-фыплатить любую виру тебе.
Хвост сворачивается за спиной мощными кольцами — и тут же разворачивается, выдавая душевный раздрай своего хозяина.
— Полно, Шен, — ее голос звучит равнодушно и устало, — ты не виновен в смерти Ллиотарена, и мы оба это знаем. Прости уже сам себя, наконец.
— Он был такой же частью моей души, — страшно и странно видеть этого каменно-спокойного и величественного змея таким уязвимым и почти больным, — мой кровный брат и твой муж.
Он не говорит о том, что могло бы быть, если бы не бегство из дома, не его глупая женитьба, не смерть того, кто остался их защищать по ту сторону портала. Какие слова можно сказать дорогой женщине, которая никогда не станет твоей? Той, что потеряла свою истинную пару и ребенка?3ec623
Мужчина медленно, почти нежно проводит когтями по волосам застывшей иршассы, незаметно приглушая своей силой ее боль. Он будет осторожен и внимателен к ней, он сделает все, чтобы она пережила это горе. Пусть время их не лечит, но, быть может, Великий Змей будет более справедлив к своим детям спустя несколько веков?
Он бы отдал ей, за нее —
— Иди, Шен, поддержи Нильяра, да и госпожа Эйнара, говорят, снова в тягости. Видимо, у тебя скоро появится тот, о ком придется позаботится…
— Я никогда тебя не оставлю, душа моя… — сказал ли он это вслух? Или, может, им обоим — и Рин, и этой женщине — хотелось услышать эти слова?
Видение рассыпалось осколками, заставляя пошатнуться, задохнуться от боли в сердце. Голова привычно закружилась, и она покачнулась, тут же привлекая к себе внимание вошедшей преподавательницы. Даны Заарданы, иршассы, которую когда-то любил император Шелларион. Щеки вопреки общей слабости пылали от смущения — как будто подглядывала в щелку чужой спальни — и интересно, и до жути неприлично. Вопрос лишь в том, любит ли он ее до сих пор? В свете того, что уже известно об императрице… ал-шаэ едва ли прав, считая, что его отец доверяет матери.
— Дана Атран? Вы плохо себя чувствуете?
Иршасса подползла ближе, обхватывая голову Рин ладонями, не давая отшатнуться. Похоже, среди преподавателей ее теперь знали все. Или почти все… Возможно, Заардане сообщил о ней кто-то другой…
— Похоже, вы перенапряглись снова, не удержав дар. Слишком много переживаете, давая волю своим чувствам, — ледяная женщина словно насквозь просветила чуть светящимися голубым светом глазами. Несмотря на первое впечатление некой заторможенности, действовала она довольно быстро, но как — то… величаво. Каждый жест, каждое движение было исполнено чувство собственного достоинства.
Вот из кого бы получилась великолепная императрица…
— Простите, дана Мастер, моя вина, иногда у меня все еще не выходит контролировать дар, — потупилась, опуская глаза.
Только бы она не сопоставила свое появление с всплеском дара, не спросила о видении… Лучше уж лишний раз извиниться, тем более, что дана была совершенно права — лишние эмоции зачастую мешали Рин сосредоточиться на главном.
— Что ж… ладно. Пожалуй, сейчас вам стоит посетить корпус целителей. Если сильных нарушений вашей магструктуры найдено не будет, то возвращайтесь на занятие, но не геройствуйте излишне. Идите. Вещи пока можете оставить здесь, — и кивнула прохладно, возвращаясь на своей место у широкого каменного выступа в центре аудитории.
Пришлось тихо шепнуть Лэйри, чтобы потом, если что, отнесла вещи, и отправиться к целителям, хотя она сейчас и сама могла бы сказать, что ничего серьезного не произошло — слабость уже начала отступать.
Путь отсюда к целителям лежал через старый корпус, где сейчас уже занятия практически не проводили, его должны были вот-вот закрыть на ремонт. В высокие витражные окна крытой галереи заглядывало нежно-сиреневое солнце — дело приближалось к весне, зимы в Империи были короткими, тем более, в столице, иршасы не любили холодную погоду. Темные от времени, уже поистесавшиеся камни, тишина и грохот собственных шагов, сейчас кажущийся почти оглушительным.