Змеиная верность
Шрифт:
– Лизочек! Ну почему ты меня не разбудила? – Людмила возмущенно таращила на Лизу круглые зеленые глаза.
Лиза, уже совершенно одетая, лежала на кровати с книгой. Она мрачно глянула на Людмилу из-под темной челки.
– Ну Людмилища! Ты лучше молчи, а то я тебя покусаю, придется прививки делать. От бешенства!
– Ну Лизочек!
– Давай, собирайся, – перебила Лиза. – Мне сегодня мышей взвешивать, мороки на весь день. Я хочу пораньше пойти. Или не ждать тебя?
– Ждать, ждать! – Людмила вскочила с постели
Выходя из общежития, они увидели Валеру Николашина, с которым работали в одной лаборатории и жили по соседству. Валера уныло брел, как всегда ссутулившись и шаркая ногами.
Валеру Николашина Лиза считала Большим Жизненным Парадоксом. Это был самый красивый мужчина из всех, кого она когда-либо встречала. Стройный, высокий синеглазый брюнет с красивым, умным, тонким лицом и густыми волосами. С такой внешностью следовало бы легко и победно шагать по жизни, благосклонно подбирая или высокомерно отбрасывая подстреленные женские сердца. Валера же влачил себя как черепаха, придавленная многопудовым панцирем, не успевая при этом уворачиваться от пинков судьбы.
Валера был ужасающе невезуч. Об этом в их институте ходили легенды.
Это именно на него лаборантка Диночка опрокинула однажды горячий «хромпик» – едкую смесь, применяемую для мытья лабораторной посуды. Хорошо еще, что сам Валера не пострадал, обошлось сожженными халатом, брюками и ботинками. Валере пришлось два часа сидеть в трусах, стыдливо кутаясь в чужой халат и пряча под столом голые ноги, пока сердобольная Людмила Пчелкина сбегала в общежитие, разыскала Валерину жену Свету и принесла целые штаны и обувь.
Именно на Валеру упала невесть как сорвавшаяся с упора тяжеленная створка вытяжного шкафа и переломала ему руку. Но этим дело не кончилось. Завлаб Петраков, несмотря на то что слыл человеком гуманным и сострадательным, наотрез отказался оформить Валерин перелом как производственную травму. Дело было в том, что Валера курил у вытяжки, держа руку с сигаретой внутри, чтобы дым не шел в комнату. Как раз в тот момент, когда падала створка, злая судьба занесла в лабораторию Петракова, и он успел увидеть, как тлеющая сигарета, выпав от удара из Валериной руки, отлетела аккурат к бутыли с ацетоном.
И это при том, что вытяжкой пользовались все курильщики лаборатории – и Федька Макин, и Ивануткин, и даже Зоя Евгеньевна. Лень было бегать в курилку. Но упала створка только на Валеру, и за нарушение техники безопасности наказали тоже только его.
Оттого, наверное, что Валера так часто испытывал на себе тяжелую руку судьбы, его волновали вопросы кармы, рока, родовых проклятий и пророчеств. Сюда же примыкали темы загробной жизни, реинкарнаций, таинственных явлений и внеземных цивилизаций. Об этом Валера мог говорить часами и при этом оживал, распрямлялся и сверкал синими глазами.
В лаборатории Валеру звали Николашин-Нидворашин, и это прозвище подчеркивало его жизненную несостоятельность. Действительно, ни кола ни двора. Уже больше десяти лет Валера ютился с женой и двумя детьми в пятнадцатиметровой комнате бывшего
Николашины жили у Лизы и Людмилы за стенкой, их семейная жизнь была у девушек на виду и на слуху. Лиза удивлялась, как могли пожениться и столько лет существовать вместе столь разные люди: рафинированный интеллигент Валера и выпускница торгового училища Света – неказистая, приземистая, грубоватая.
Каждый вечер за стенкой звучал громкий, раздраженный голос Светы, временами срываясь на крик. «Лесопилка на дому», – цитировала Лиза старую комедию. Иногда там билась посуда, иногда хлопала дверь, и Валера надолго уходил курить на черную лестницу. Ходили слухи, что Света колотит Валеру всем, что попадет под руку. Правда это или нет, было неизвестно, но вот то, как Света надела Валере на голову детский горшок с жидким содержимым, Лиза и Людмила однажды видели сами.
Лиза и Людмила, можно сказать, дружили с Николашиными «домами». Супруги частенько забегали к ним в гости, но всегда порознь. Валера заходил поговорить о «роковом-загробном-неземном», а Света любила посидеть, попить чайку, поделиться общежитскими сплетнями и поучить Лизу и Людмилу жизни.
В последнее время Валера почти не заходил, «лесопилка на дому» работала громче, что-то не ладилось в Валериной жизни больше обычного. Видимо, поэтому в тот день бредущий впереди Валера выглядел особенно пришибленным.
Лиза и Людмила переглянулись, неслышно догнали Валеру и хором громко заорали:
– Ага-а, попался!!!
Валера вздрогнул. Даже не вздрогнул, а содрогнулся всем телом и резко обернулся. Лиза увидела бледное до синевы лицо, страх, тающий в глазах, и подумала, что шутка не удалась.
– Ты чего нервный такой? – преувеличенно весело спросила она. Разглядев свежие порезы на щеках, она стала уводить разговор в сторону:
– Ты почему порезался? Мы же тебе электробритву подарили…
Действительно, на последний день рождения Валера получил в подарок от лаборатории электробритву «Браун».
– На нее Витька банку варенья пролил, – вяло махнул рукой Валера. – Пропала бритва.
Бледность потихоньку сходила с его лица, страх в глазах исчез, осталось лишь привычное уныние.
– Бритву надо Сашечке Грачеву отнести, – вмешалась Людмила. – Он ее разберет, помоет и снова соберет, будет работать как новая. Сашечка все может починить.
– Отнесу, – так же вяло пообещал Валера.
Да уж, если человек живет так, что у него банка варенья вынуждена соседствовать с электробритвой, не стоит спрашивать, отчего он «веселый такой».
Обычно до института Лиза с Людмилой добегали за пятнадцать-двадцать минут, в компании же с Валерой плелись почти вдвое дольше, но Лиза не жалела. Утро, хоть и прохладное, было таким солнечным, молодая листва и трава на газонах были такими свежими, праздничными, птицы пели так весело, что под крышу совсем не хотелось. Идти бы так и идти через весь город и дальше, туда, где лес, река и много неба. А работа… ну, подождет.