Змеиная вода

Демина Карина

– И заработки должны были бы упасть.

– Именно. Поймите, это все… размышления… пустые умствования… и не знаю, нужны ли вам… но в госпиталь приходят разные люди. И не все готовы поделиться своей бедой с целителями. Людочка… она хорошая. Действительно хорошая. Светлая. Добрая. И верит в справедливость. И пытается эту справедливость в люди нести. Даже когда об этом не просят. И думаете, тут не знают про её особенности? Про то, что она не станет молчать, когда к ней доставят полуживого избитого ребенка? Что не «поверит» в отговорку про «упал»? Или про лестницу, с которой

некоторые каждый месяц наворачиваются? Да в жандармерии местной Людочку знают… и помимо жандармерии…

– Вы это не одобряете?

– Не то, чтобы не одобряю… она не равнодушна, и это многое. Когда-то… хочется думать, что когда-то и я была такой же. Неравнодушной. Но уже и не помню, правда ли это. Переросла. Перегорела. И поняла, что нельзя сделать добро силой. Что… эти вот женщины, которые терпят побои и улыбаются, говорят, что все-то хорошо… что пока они не решат уйти, никто и ничего не сделает. Ни я, ни жандармерия, ни… нельзя спасти того, кто не хочет спастись.

– А дети?

– Дети… дети в воле своих родителей. Даже когда родители дерьмо… ну и как иначе? Куда этих детей? Отбирать и в детские дома? – Валентина покачала головой. – Я не хочу никого осуждать… я просто говорю, что со многими проблемами люди пойдут скорее не к Людочке, а к Антонине, которая дорого возьмет, но не станет выспрашивать и лезть в жизнь, чтоб её улучшить. А хорошо это, плохо… думайте сами.

– Скажите… - Бекшеев собрал снимки, оставив один. – А эта женщина… она зачем приходила? Тоже от ребенка избавиться?

Он развернул фото Надежды.

– Эта? Нет, как раз наоборот… она хотела такое зелье, чтобы гарантированно забеременеть.

А вот это было неожиданно.

– А вы…

– Таких зелий нет. Во всяком случае, не у меня. В последнем номере «Медицинского вестника» попадалась мне статья о стимуляции яичников, но честно, весьма и весьма спорная. Про побочки не писали, а они должны были быть. Травы же… боровая матка или та же красная щетка[1] могут помочь при некоторых проблемах, но случай не тот. С женским здоровьем у девочки все было в порядке.

– А с чем не было?

– С сердцем. Я ей настоятельно посоветовала обратиться к целителю. С её сердцем беременность была категорически противопоказана… я ей дала кое-какие травы, но это временное решение. Ей нужна была консультация и лечение. Настоящее лечение. И тут уже не мой уровень, даже не Людочкин.

– А она?

– Она вбила себе в голову, что ей нужен ребенок…

Зачем?

И явно не от Анатолия…

Главное, что к совету Надежда не прислушалась. И забеременела.

– Спасибо, - Бекшеев встал. – И за откровенность. И за чай… еще одно. Школа местная…

– Это вам Никитка покажет… и расскажет заодно. Только вам бы полежать, господин полицейский, а то мало ли чего по жаре приключиться…

И Зима кивнула.

– Полежи. И… спроси еще про Надежду. А я к школе прогуляюсь.

[1] Боровая матка (ортилия однобокая) и красная щетка (родиола четырехлепестная) – травы, которые давно и по сей день используются для лечения гинекологических проблем, в том числе и бесплодия. В применении имеют свои

нюансы. Прим. Автора.

Глава 27 Безногая ящерица

Глава 27 Безногая ящерица

«…встречаются также ящерицы, которые с виду от змей неотличимы. Природа лишила их конечностей, и потому многие люди несведущие принимают оных безногих ящериц за змей и истребляют их в немалом страхе, тогда как по сути сии твари – есть лишь слабое подражание…»

Книга о змеях

Никитка шел, поглядывая на меня искоса, явно желая спросить о чем-то, но не осмеливаясь приставать с вопросами.

– Что? – спросила я.

– А… в полиции и бабы служат? То есть, извините, женщины?

– Служат, - согласилась я. – И женщины, но мужчин больше.

И сама задала вопрос:

– А ты в школу ходил?

– Ага… я не хотел, но баба Валя сказала, чтоб не дурковал. Что школа – это знание. Образование… и что если захочу, то и дальше могу пойти учиться. И мамка с нею согласная. И тятька…

– И как учеба?

– Поначалу тяжко… не лезла в голову никак. Прям дураком себя чуял, - парень засунул руки в карманы. – А потом-то как-то и ничего. Притерпелся. Даже лист дали, похвальный!

– Молодец.

– А то… мамка вон на стену повесила, с иконами. И батя подарил ножа своего! А баба Валя сказала, чтоб я подумал. Что, может, стоит в город податься, выучиться там…

– И думаешь?

– Ага… в этом годе-то нет, бате надобно сподмочь. Но баба Валя сказала, что осенью поедем, поглядим, какие училища есть и чего надобно для поступления. И если что, то она со мною сама позанимается. Или Федорыча попросит. Ей-то он точно не откажет. Только… не хочу я с ним.

– Злой?

– Строгий. Прям… жуть какой строгий, - Никитку передернуло. – Но… я от и так думал, и этак… на автомеханика хочу. Я с машиною люблю возиться. И знаю, как да чего. А если выучусь, то и работу найду хорошую, в городе. Оно-то, конечно, мамку с батей оставить придется… но они не против. Если что, потом тоже заберу. Ну, как захотят…

Хороший парень.

Светлый и славный. И… и лет ему больше, чем… не хочется думать, вспоминать, но с памятью бывает, что даже, когда не хочешь ты её, она все одно лезет, мешается.

Сравнивает.

– Тут идти-то прилично, - упредил меня Никита.

– А почему далеко так построили? – я заставила себя вернуться в настоящее.

…я собиралась спросить у Одинцова.

Собиралась.

И не только я. Знаю. Но так и не смогла. Почему-то показалось, что если задам вопрос, то это привяжет меня и к Ваське, и к… а Одинцов тоже молчал, зараза такая.

– Ну… не строили… там раньше дом был. Господский…

– Каблуковых?

– Не, эти-то дальше жили, - Никитка махнул рукой в сторону. – За речкою. А тут Пестряковы вроде. Но после и они отъехали. Дом остался. Ещё старая Пестрякова его отдала под школу с библиотекой. Мамка моя хотела учиться, только родители не позволили.