Змеиное Солнце
Шрифт:
«Подай мне знак, возлюбленная госпожа! Чем мне порадовать тебя?»
В этот миг лежащее на поленнице тело Джериша вдруг дернулось. Послышался треск, и труп сел, продолжая гореть разноцветным пламенем. Среди арьев, дривов и ингри, наблюдавших за погребением, волной пронесся вздох ужаса. Люди невольно шарахнулись прочь от костров. Только Учаю внезапно стало легко. Будто нечто только что сжимало его сердце, а теперь отпустило.
— Смотрите! — закричал он в полный голос. — Он не может обрести покой! Пламя не принимает его! Ибо те, из-за
Фарейн повернулся к кричащему юнцу, сообразил, что происходит, попытался выхватить меч, но опоздал. Учай рысью прыгнул на него, сшиб с ног, навершием подаренного ему накхского кинжала ударил в висок. А потом, ухватив за длинные золотистые волосы, потащил к костру.
— Илень! — крикнул он. — Остальные — ваши! Отдайте их богам!
Едва пришедший в себя Фарейн попытался схватить Учая за руки. Но тот ткнул его лицом в огонь и, резко оттянув голову взвывшего от боли наместника, всадил кинжал ему в горло. Кровь хлынула из глубокой раны.
— Тебе, любимая, — прошептал Учай, выдергивая клинок и толкая в огонь еще дергающееся в предсмертной судороге тело. В тот миг, когда небесное железо вошло в человеческую плоть, он испытал неизъяснимое облегчение — и такое наслаждение, какого еще никогда прежде не чувствовал. Даже видения, что насылал Зарни, меркли по сравнению с этим.
— Я принесу тебе еще много жертв, — задыхаясь, пообещал он.
Вопли ужаса и звон оружия раздавались над крадой. Дривы, только и ждавшие приказа, рубили и рвали на части арьев и собственных сородичей, которые пошли на службу захватчикам. Этих убивали особенно жестоко. Учая порадовало увиденное. Он лишь крикнул Иленю:
— Жрецов не трогать! Они мои!
И, с удовольствием поглядев, как капает с лезвия его клинка яркая алая кровь, направился вниз по склону.
* * *
На ступенях, ведущих к вершине крады, толпилось множество дривов. С арьями было покончено быстро. Раздетые и обобранные трупы убийцы побросали на погребальные костры их собратьев. Уцелевших предателей-земляков, которые служили Аратте, спихивали вниз по склону, и каждый, на кого они скатывались, норовил пнуть их ногой. Учай высмотрел в толпе спускавшегося вниз Иленя.
— Что ты намерен с ними делать? — спросил он, глядя на избитых отступников.
— Спущу под лед, — мрачно отозвался воевода. — Они служили врагу и убивали своих, а значит, не заслужили честной смерти. Они могли перейти на нашу сторону в начале боя, но не сделали этого. Я не хочу осквернять нашу землю прахом изменников.
Учай задумчиво глядел, как упирающихся и молящих о пощаде пешцев гонят к заснеженному берегу, туда, где во льду чернели полыньи.
— Ты и сам служил в вендской страже, — напомнил он.
— Да и ты учился у Джериша, — хмыкнул Илень. — Но после того как Станимир ушел со службы, все верные должны были последовать за ним. Эти ничтожества остались. Было бы лето — я бы побросал их в горящее болото, как
— Что ж, пусть так и будет... А Мравец сожги.
— Зачем? — удивился Илень. — А где вы будете зимовать?
— В Ладьве.
Раненый воевода уставился на вождя ингри с недоумением:
— Я полагал, ты останешься здесь!
Учай пожал плечами:
— Мы помогли вам освободить землю и теперь пойдем домой. Мы тут чужие. Я не хотел бы становиться ненавистным твоему народу, как вот они. — Сын Толмая указал на вершину крады, над которой все еще растекался по небу черный дым, пахнущий горелым мясом. — У вас скоро будет свой владарь — Станимир.
— Он не...
— Он родич Изгары, а значит, ваш вождь по праву. Передай ему от меня слова почтения. Скажи, что я желал бы видеть его союзником в борьбе против Аратты.
Илень слушал с нарастающим изумлением. Мало кто из известных ему вождей поступил бы подобным образом, отказавшись от уже захваченной добычи ради чужого права.
— Это поистине достойно уважения...
— Мне нужно лишь одно. Сущая малость, знак доброй воли, — продолжал ингри. — Арьяльская царевна.
— Что? — моргнул воевода. — Ты хочешь царевну Аюну?
— Тебя это удивило? — усмехнулся Учай.
— Я не мог предположить, что ты сейчас думаешь о женщинах, — озадаченно проговорил Илень. — Тело Мины еще лежит в санях, дожидаясь погребения, а ты уже собираешься свататься к другой?
— Я сказал, что Аюна мне нужна. Я не говорил, что собираюсь к ней свататься.
— Но зачем же тогда...
— Царевич Аюр виновен в гибели моих отца и брата, — сказал Учай. — Кежа расплатился с убийцей своей родни, а я еще нет. Так и скажи Станимиру. И да — если он не пожелает услышать мою маленькую просьбу, придется вспомнить, что я все еще зовусь наместником Ингри-маа, а значит, защитить царевну от любого врага — мой долг перед Араттой... Передай ему и это, если он заупрямится.
Илень вновь ничего не ответил, лишь ошалело взглянул на Учая. А тот добавил миролюбиво:
— Но я уверен, что этот Станимир — человек разумный. Он поймет, где его выгода. Разве не глупо, если между двумя большими вождями, которые сражаются против единого врага, встанет какая-то девчонка?
— Я порой совсем тебя не понимаю, — признался Илень. — Но слова твои передам в точности.
— Вот и правильно. А Мравец сожги. Это место надо очистить от арьяльской скверны, — повторил Учай и зашагал к стоявшим в отдалении шатрам своего стана.
* * *
Внутри покрытого шкурами походного шатра горела жаровня. Почтительный Варак, нацепивший поверх длинной рубахи потертую меховую телогрейку, сидел на колоде возле Вечки, показывая тому, как следует писать и произносить буквы высокого араттского наречия. Заметив вошедшего Учая, он едва не перевернул колоду, но вовремя взял себя в руки. Зарни, гревший руки у жаровни, не поднимая на вошедшего невидящих глаз, сказал: