Змеиный клубок
Шрифт:
Персонал администрации сильно жалел Пантюхова. Все знали, что младшая сестра для него была дороже дочери. Дивились его мужеству и сдержанности: дескать, другой бы неделю на работу не выходил, а он вышел, не может область на произвол судьбы бросить несмотря на то, что личную трагедию переживает. А вот о самой Ольге особой жалости не высказывали, хотя и приносили Георгию Петровичу дежурные соболезнования. Некоторые — мужики в особенности — вздыхали: какая баба пропала! А вот представительницы прекрасного пола, многим из которых пришлось испытать от нее обиды или оскорбления, даже позволяли втихомолку позлословить в адрес новопреставленной.
Обедать Пантюхов поехал
Там, в номере, Леха и минуты не просидел бы, если б его хоть куда-нибудь выпустили. После того как спецы оглядели место происшествия и увезли труп в морг, забрав телефон и сняв с Лехи его маловразумительные показания заодно с отпечатками пальцев, он остался там, где еще валялись какие-то Ольгины тряпки, заколки, косметика, где еще стоял запах ее духов. Наконец, остался шарик из бумаги, облепленный жвачкой, в носке домашней туфли. Конечно, одного Леху не оставили. Приглядывали за ним аж трое мальчиков из охраны Пантюхова. Должно быть, они и друг за другом приглядывали, потому что дежурили по двое, а третий отдыхал. Стерегли они Леху от разных напастей. Во-первых, дабы не убег. Во-вторых, чтоб не попробовал еще раз прыгнуть с балкона на стальные пики ограды или иным образом покончить с собой. В-третьих, чтоб его не пристукнули каким-то способом неизвестные злоумышленники. Об этом, конечно, они Коровину не докладывали, но он и сам был не настолько глуп, чтобы не понять.
Сказать по правде, Леха толком не знал, с чего он так переживает. В конце концов, невеста она ему пыла липовая, женой была бы совсем плохой, да и любовницей почти что не была. Коровин ее повидал такой и слышал массу таких откровений, что, будь свободен в выборе, удрал бы куда глаза глядят. Но вот надо же — пустота ощущалась. Пожалуй, не меньше чем без дядюшки Александра Анатольевича. Как там с ним решался вопрос, когда похороны и вообще где они будут, тут или в Америке, — Леха не знал и об Ольге тоже не знал ни шиша: ни от чего померла, ни когда похороны.
Конечно, про себя Леха догадывался, что Ольгина смерть, ежели она действительно была неестественной, могла быть подстроена Воронковым. Больше не кому. Хотя точных сведений, где и в каком состоянии пребывает товарищ полковник, Леха естественно, не знал.
Ночью он не выспался, точнее, просто заснуть не смог, а вот утром, уже при свете, сморился. И надолго. Разбудил его только приехавший на обед Пантюхов.
Давайте отсюда! — приказал Георгий Петрович. Те переглянулись и вышли.
Леха от этого шума проснулся. Спал он на диване свернувшись калачиком, на подушке без наволочки и закрывшись покрывалом вместо одеяла.
Выпить хочешь? — спросил Пантюхов.
С утра? — похлопал глазами Леха.
— Какой хрен с утра, когда второй час дня?! — буркнул Пантюхов. — Садись!
Коровин пить не хотел, но отказывать Георгию Петровичу побоялся. Уж больно тот был мрачный и злой. К тому же, судя по всему, он уже принял пару-тройку стопок за обедом и от этого ему не полегчало. Бутылку «Столичной» Пантюхов принес с собой, по-пролетарски укрыв ее во внутреннем кармане своего государственного пиджака, а чуть позже какой-то прыткий мужичок в официантском снаряжении притащил закуску — блюдо с бутербродами.
— Свободен, — сказал Георгий Петрович, и официант исчез. — Ну, Алексей Иванович, не жизнь у нас, а сплошные поминки… Помянем сестричку.
Леха давненько не пил натощак и почти сразу же ощутил, насколько быстрее хмель шибает в голову. Правда, он принялся по-быстрому наворачивать
— Между первой и второй — перерывчик небольшой…
Вторая пошла лучше, а самое главное — сбросила нервное напряжение. Леха даже подумал, что если его Пантюхов с тоски пришибет, то это будет не страшно. В конце концов, все помирают. Вон, Ольга и до третьего десятка не дожила. Уж ей-то теперь все ясно: есть там какой-нибудь тот свет или все это по-прежнему, как и было, — опиум для народа. Конечно, лучше, если б не было. Во всяком случае, с грехами туда соваться как-то не хотелось.
А вот Пантюхов после этой самой второй впал в уныние. Таким его Леха никогда не видел и даже не думал, что когда-либо увидит. Сперва Георгий Петрович подпер голову руками, потом уткнул лицо в ладони, наконец отчетливо всхлипнул…
О том, что такие дяди умеют рыдать, Коровин просто не догадывался. От этого он даже опешил. Седой, здоровенный, массивный, как шкаф, мужичище возрастом под полтинник плакал. Это что же, выходит, он тоже человек?
— Запутался я, — произнес Пантюхов, шмыгнув носом и смахнув слезы, — во всем запутался. В жизни, в делах — в общем, везде. И тут еще это… Воронков, сука растакая! Даже мертвый сумел нагадить.
— Мертвый? — спросил Леха с сомнением.
— Мертвый, — подтвердил Георгий Петрович, — автомобильная катастрофа. Бывает, знаешь ли, не справляются с управлением и расшибаются. И он, и водитель — в лепешку. По дороге на дачу. А толку что? У него на этот случай был ответ придуман. А я не поверил, думал, пугает… В общем, в телефонной трубке какая-то гадина установила малюсенькое такое стреляющее устройство, заряженное тонкой иголочкой с очень сильным ядом. Несколько миллиграммов человека убивают почти мгновенно. Сначала позвонили, ты подошел. Попросили Ольгу. Ты передал трубку. Тот, кто звонил, убедился, что Ольга слушает, и нажал кнопочку. Ток по проводу пошел, устройство сработало. Иголка вылетела через дырочку — и прямо в ухо. Даже в мозг. Вот так… Нашли, конечно, откуда звонили, но там уже никого. Разберутся, может быть, только когда? Мне и тебе уже не дожить. Дали бы только Ольгу похоронить, а там… Наплевать. Хлобыстнем еще?
— Давай! — махнул рукой Леха, обращаясь к Пантюхову на «ты», и на того это впечатления не произвело. Хлобыстнули.
Тут произошло то, что свойственно иной раз загадочной русской душе и обалденно сложному русскому характеру. Правда, как правило, спьяну и после порошей дозы спиртного, принятой внутрь. Неизвестно, какое название придумали для этого врачи-психиатры или там наркологи-похметологи, но только гражданин Коровин пришел в то славное состояние духа, когда пьяному человеку хочется всех любить братской любовью: и ближних своих, и дальних, и встречных, и поперечных, и врагов своих, как завещал Иисус, тоже. Пантюхов, тот самый сукин кот и гадский гад, который ускорил смерть Александра Анатольевича, который самого Леху намеревался извести и вообще замышлял какой-то жуткий заговор в масштабах отдельно взятой области, показался Лехе человеком.
— Егор, — сказал Леха, невзначай цитируя историческую фразу, — ты не прав!
— В смысле? — мутно поглядев на Коровина, переспросил Пантюхов.
— В смысле того, что нам хана.
— Думаешь, мне хана, а тебе нет? Хрен ты угадал, — беззлобно сказал Пантюхов. — Как говорил товарищ Папанов: «Сядем усе!»
— А я «стоп-сигнал» знаю, — сказал Леха попросту.
— Не свисти, — грустно улыбнулся Георгий Петрович, не веря в то, что спасение — вот оно.
— Кроме шуток! — повысил голос Коровин. — Бля буду — знаю!