Змея на груди
Шрифт:
– Думаешь, он его сын?
– Ты же сама в паспорте прочитала: «Вячеслав Всеволодович Вольский». Может, однофамилец, а может, и нет. Только мне не хотелось бы, чтобы мать с ним встретилась. Хорошо, что сейчас погода плохая. А этого Вольского Бог потом все-таки наказал.
– Каким же образом?
– Да была там какая-то темная история с аварией. То ли в него кто-то въехал, то ли он в кого-то. У него тогда жена погибла. Я подробности не знаю, не до этого было. Молодость, мальчики, гормоны в крови…. Мать с отцом наверняка об этом больше знают…
Неожиданно Пульхерия затормозила
– Мы с тобой о самом главном забыли, – с досадой сообщила она, – уехали, а деньги с него не взяли.
– Он такой противный, мне даже денег его не надо, – с гримасой отвращения заявила Марина.
– Ну вот еще! Деньги не пахнут! Можешь из машины не выходить, я одна сбегаю. Только, если мы их сейчас у него не возьмем, он потом может и не отдать.
Пульхерия выскочила из машины и вихрем унеслась к дому. Несмотря на свои большие габариты, передвигалась она на редкость легко и грациозно.
Распахнув дверь, Пульхерия увидела, что Оксана сидит на диване, закинув одну великолепную ногу на другую, а Вольский стоит перед ней на коленях и снимает с ее ноги чулок.
Услышав шум, он тотчас вскочил, и уши его запылали, как у застигнутого врасплох школьника. Пульхерии бросилось в глаза его смущение, она также заметила, что Оксана ничуть не смутилась, напротив, на ее лице появилась довольная ухмылка.
– Извините, что помешала, но я вернулась за гонораром.
– Славик, что же ты не рассчитался с женщиной? – пропела мелодичным голосом Оксана. – Мы договорились с ней о стопроцентной предоплате. Отслюнявь ей тысячу зеленых.
– За такую помойку и пятисот будет достаточно, – высокомерно заявил Славик.
Пульхерию покоробила их грубость, ей захотелось тут же повернуться и уйти, но она усилием воли заставила себя остаться, только, равнодушно пожав плечами, сказала:
– Не устраивает эта помойка, можете найти другую. Без ваших денег я как-нибудь обойдусь, только оскорблять себя ни за какие деньги никому не позволю. Так что выметайтесь отсюда, голубки! – Пульхерия уперла руки в бока и, недобро ухмыляясь, уставилась на сладкую парочку.
– Пульхерия Афанасьевна, извините его, пожалуйста, Славик очень расстроен. У него сейчас очень трудное время, – сладким голоском проворковала Оксана, но глаза ее оставались холодными и жесткими.
Пульхерия почувствовала, что такого поворота событий Оксана не ожидала, но самообладание у нее было завидное – она не сдвинулась с места, только приподняла ногу и подтянула спущенный до щиколотки чулок.
– Извинись сейчас же! – красотка ногой указала Вольскому на Пульхерию. – И заплати быстро бабки, не заставляй женщину тебя ждать.
Вольский нехотя повиновался. Он достал из куртки толстую пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке, разорвал ее и отсчитал десять штук. Купюры были абсолютно новые и пахли типографской краской.
– Вот, только что напечатал, – неуклюже попытался он при этом пошутить.
На лице Пульхерии не дрогнул ни один мускул. Она молча взяла деньги и вышла из комнаты.
Вернувшись в машину, Пульхерия небрежно бросила деньги в сумку и со злостью швырнула ее на заднее сиденье. Всю дорогу она молчала, о чем-то напряженно думая. Марина тоже
– Мне кажется, что мы с тобой, Мариша, скоро сильно пожалеем, что с ними связались.
Глава пятая
Разве поверил бы тот, кто был в дружбе с английским королем, с польским королем и шведской королевой, что когда-нибудь он может остаться без пристанища?
Было уже около семи вечера, когда они подъехали к дому Марины. В Суздаль решили отправиться утром следующего дня. Ночевать Пульхерия осталась у подруги. К происшедшим событиям они, словно сговорившись, ни разу не возвращались, старательно избегая этой темы, точно с ними ничего и не произошло.
Марина настаивала на том, чтобы в путь они отправились рано утром, чуть ли не с рассветом, но Пуля была категорически против. Отдых должен способствовать расслаблению, на то он и отдых, говорила она. Но Марина с ней не соглашалась. Никаких существенных аргументов при этом она не выдвигала, просто сопротивлялась по инерции, как большинство женщин: лишь бы возразить просто так, из природного упрямства. В результате, они проспали до одиннадцати.
Дождь стучал по стеклу, в теплой постели было уютно, и никому не хотелось вставать. Пульхерия была уверена, что подруга ее разбудит, а Марина понадеялась на будильник, но звонка его не услышала, так крепко она спала.
После взаимных упреков выехали около двенадцати.
Погода не улучшилась. Небо было сумрачно-серым; дождь продолжал заливать водой распухшую от влаги землю; ветер толкал в бока тяжелые тучи, отгонял пустые, освободившиеся от воды, и пригонял на их место полные. Зато трава и листья деревьев были радостно-умытыми.
На главную площадь вожделенного Суздаля «Шкода» Пульхерии въехала ровно в девятнадцать часов вечера. В девятнадцать часов три минуты они вошли в вестибюль гостиницы «Центральная», а ровно в девятнадцать часов пять минут уже вышли из нее. Мест в гостинице не было. Эту неприятную новость им сообщила администратор гостиницы госпожа Калинкина, дама весьма упитанная, с пустым взглядом, немыслимым начесом на голове и неуместно ярким макияжем на помятом жизнью лице. Вернее, не сообщила, а с молчаливым безразличием поставила перед ними табличку с фатально лаконичной надписью «МЕСТ НЕТ». Поставила и удалилась в подсобное помещение, всем своим видом показывая, что проблема не подлежит обсуждению.
– Вот видишь, Мариша, если бы мы с тобой искали свободные места в английской, или французской, или испанской, или какой-нибудь другой зарубежной гостинице, то нам хотя бы отказали с вежливой, радушной улыбкой и тысячами извинений, – произнесла Пульхерия, когда они вернулись в машину. – А здесь нас выставили без всяких церемоний на языке жестов, понятном абсолютно всем.
К неприятностям Пульхерия старалась относиться философски. Что толку злиться на обстоятельства, если они сильнее тебя? Надо не сердиться, а делать выводы на будущее, чтобы подобное больше не повторилось никогда.