Змея на груди
Шрифт:
– Телефон отключить! – сердито рявкнула она.
Пульхерия вздрогнула, мобильный выпал у нее из рук и исчез под кушеткой.
– Достать и положить мне на стол! – скомандовала женщина.
Марина вскочила, полезла под кушетку и исчезла там же, где и телефон. Она долго не появлялась. Было слышно, что она что-то там бормочет и чертыхается. Наконец вылезла вся в пыли и паутине. Телефон был тоже пыльным и грязным. Марина с почтительной вежливостью положила его на стол и вернулась на кушетку.
– Это что такое? – завопила женщина.
– Что же вы так кричите? Говорите потише, – поморщившись, попросила Пульхерия, – у
Женщина, опешив, ненадолго замолчала, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Потом подбежала к двери, рывком распахнула ее и, выбежав в коридор, заорала во всю мощь своих легких:
– Корнеев, ты кого ко мне доставил?
Появился испуганный Корнеев.
– Они проходят по делу о зверском убийстве. А что?
– Эти две заразы ведут себя не как убийцы, а так, словно они сюда с инспекцией прибыли! – продолжала грохотать женщина.
– Мы никого не убивали! – подала голос Марина, привстав с кушетки.
– Все поначалу так говорят, а потом во всем сознаются. Надо будет, признаетесь в убийстве Тутанхамона. У нас здесь умеют уговаривать, – недобро усмехнулась милиционерша.
– Будете бить или примените пытки? – спросила Пульхерия.
– Зачем вас пытать? Вы и без пыток сами во всем сознаетесь, – с ненавистью пообещала милиционерша. – К вам в камеру, к примеру, придут делать дезинфекцию и на пол насыплют сантиметровый слой хлорки, так вы уже через десять минут сознаетесь в убийстве Тутанхамона и заговоре с целью свержения египетского правительства.
– Да мы готовы сознаться в убийстве Тутанхамона и заговоре уже сейчас, даже без хлорки. Только девушку мы не убивали! – запальчиво воскликнула Марина. – Ведите нас в свой каземат, заковывайте в кандалы, вздергивайте на дыбу, но я еще раз повторяю, мы девушку не убивали!
– Тихо! – крикнул следователь Корнеев. – Успокойтесь! Никто никого на дыбу вздергивать не собирается…
– Тогда сыпьте вашу хлорку на наши душевные раны… – никак не могла успокоиться Марина.
– И хлорки не будет. Нина Гавриловна у нас так шутит.
– Какие у нее, однако, злые шутки, – пробурчала Пульхерия.
– Они не злые, а профессиональные, – примирительно пояснил Корнеев. – Она вас сейчас быстренько оформит, вы еще к ужину успеете.
– А что у вас на ужин? – полюбопытствовала Марина.
– Винегрет с селедкой, – с гордостью объявила Нина Гавриловна, словно говорила о салате оливье и селедке под шубой.
– Спасибо, ешьте сами, – усмехнулась Пульхерия, – свеклу польете касторкой, а туалет закроете до утра. Мы уж лучше попостимся.
– Тебе-то уж точно пост не помешает, – презрительно усмехнулась милиционерша.
– Да и вы не фотомодель, – съязвила Марина.
– Так, хватит! – свирепо гаркнула Нина Гавриловна. – Займемся делом. Доставайте все из карманов и выкладывайте мне на стол.
У Марины в карманах оказалось пусто, даже носового платка не было, а у Пульхерии, кроме телефона, были ключи, две сторублевки и немного мелочи, а также малюсенький лимон, который она сорвала с деревца, стоявшего напротив квартиры Оксаны Шпак.
Ключи, телефон и деньги Нина Гавриловна внесла в опись, а лимон понюхала, скривилась и отложила в сторону. Все вещи она сложила в полиэтиленовый пакет, потом
– Угощайтесь, Нина Гавриловна, мы его два часа назад сорвали.
– Ой, а можно? – Нина Гавриловна от чего-то засмущалась, и Пульхерия вдруг с удивлением увидела на ее лице по-детски обезоруживающую улыбку. – Он такой маленький, как игрушечный, а пахнет настоящим лимоном. Чудеса!
– Вы с ним чаю попейте.
– Жалко. Он такой хорошенький. Я на него еще полюбуюсь немного.
Нина Гавриловна собрала все свои бумаги и, что-то мурлыча себе под нос, вышла из комнаты.
Пуля неожиданно для себя подумала, что эта тетка, работающая в такой серьезной конторе, странным образом сохранила способность по-детски удивляться. И она, несмотря на грубость и солдафонские замашки, вдруг показалась ей даже симпатичной.
– Как ты думаешь, Пуляша, который сейчас час? – тоскливо поинтересовалась Марина.
– Не знаю, у меня телефон отняли, время узнать неоткуда.
– А чего ты с собою часы не носишь?
– Глупый вопрос. Часы они бы тоже отняли. Здесь же не санаторий.
Прошло уже довольно много времени, а за ними, чтобы препроводить их в камеру, все не шли. Марина скинула туфли и прилегла на кушетке. Пульхерия встала и начала ходить по комнате из угла в угол. Это помогало ей думать.
Она размышляла о том, что совершила глупость, за которую расплачиваются теперь ни в чем не повинные люди, а сидя в изоляторе, настоящего убийцу не найти. Не исключено, что тогда в спальне Оксаны она видела именно его. Пульхерия попыталась припомнить, как он выглядел. Рост? Она смотрела на него снизу вверх. Пожалуй, гигантским она его не назвала бы, да и телосложение у него самое обычное, среднее. Лицо, цвет волос, цвет глаз? Все произошло настолько быстро, что Пульхерия ничего не успела разглядеть. Только и запомнила дурацкую фетровую шляпу у него на голове. Она еще тогда подумала, что такие шляпы сейчас никто не носит, да и жарковато в ней. Скорее всего, мужчина надел ее, чтобы скрыть лицо, чтобы его никто не узнал. «Лучше бы надел чулок на голову», – усмехнулась она.
В общем, ничего примечательного, если встретит его еще раз, то не узнает, – сделала Пульхерия неутешительный вывод.
Тут она вспомнила о консьерже Стасике. Интересно, почему он ничего не сказал, что в квартиру еще кто-то приходил в то время, когда они с Мариной в ней были? На такую шляпу он должен был обратить внимание. Мужчина проскользнул мимо него? А может быть, Стасик в этот момент отошел куда-нибудь? А вдруг они в сговоре? Нет, со сговором она, пожалуй, переборщила. Скорее всего, он ему тоже стольник сунул. Но тогда Стасик его уж точно бы запомнил и стал бы свидетелем, причем нежелательным. Стоп. А зачем ему давать Стасику стольник? Глупость какая. Мужчина в шляпе вел себя не как гость, а как хозяин. Он погасил свет, выключил музыкальный центр, отключил воду. Нет, музыкальный центр отключила она. Не важно, все равно по всему было видно, что мужчина в квартире не в первый раз. Остается выяснить у Стасика, видел ли он его. Эх, жаль, что она об этом так поздно вспомнила. Надо было еще тогда его обо всем расспросить. А с другой стороны, допустим, Стасик вспомнит его. И что это даст? Имя убийцы или его сообщника? Тогда за жизнь Стасика она не даст и гроша ломаного…