Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах

фон Захер-Мазох Леопольд

Впрочем, Зиновия надеялась однажды в знак триумфа победоносно привязать его, по обычаю амазонок, к хвосту своей лошади — хотя бы и символически.

Когда чаровница снова спустилась вниз, на ней был белый с золотой каймой греческий хитон, позолоченные сандалии на ногах и золотые браслеты на обнаженных предплечьях, а горделивую голову ее украшал венок из роз, похищенных ради такого случая Натальей в зимнем саду.

У дядюшки Карола от этой картины перехватило дыхание.

— Сказочно! — восхищенно пробормотал он. — Сама Афродита, снизошедшая

к смертным…

Вопреки своей привычке он в этот вечер совершенно не притронулся к еде, но зато во весь ужин не спускал пристального взгляда с Зиновии, которая сидела с ним рядом и время от времени приветливо кивала ему.

Внезапно со двора донесся скрип колес въезжающего экипажа, и две минуты спустя в дверях с гордым видом незаурядного артиста показался Винтерлих, держащий под мышкою ноты. После того, как и он, в свой черед, налюбовался Зиновией — впрочем, этому никто не препятствовал, — а потом с аппетитом умял две форели и целую жареную курицу, Наталья заняла место за роялем. Винтерлих, словно распорядитель концерта, гордо провел Зиновию — за руку — к инструменту. Затем взглядом попросил тишины, и первый дуэт начался.

Зиновия пела изумительно: ее голос, от природы наделенный сладостной мелодичностью, был отшлифован хорошей выучкой. Винтерлих на ее фоне выглядел как блеющий ягненок, соревнующийся с трелями соловья. Когда по окончании пения раздались громкие аплодисменты, он деликатно указал на Зиновию, решительно и категорично отвергнув всякое поощрение собственных скромных заслуг.

С началом второго дуэта он превратился в воплощение робости и с каждым тактом все больше стушевывался перед прекрасной певицей.

И вот они дошли до того места, которое уже при разучивании д'ома заставило его изрядно поломать голову.

«Я люблю тебя».

Никто не мог запретить ему любить Зиновию, ибо даже комару позволено танцевать в лучах солнца, но он никогда не посмел бы обратиться к ней на «ты» — нет, это было абсолютно недопустимо. Сердце у него бешено колотилось, а щеки краснели все гуще и гуще.

Зиновия уже давала ему взглядом понять, что настал черед его партии и медлить больше нельзя, тогда он принял смелое решение и вместо «Я люблю тебя!», истаивая нежностью, пропел «Я люблю вашу милость!».

Зиновия чуть не откусила себе язык, чтобы не расхохотаться, однако сдержалась, и любовный дуэт был благополучно допет до конца.

Был уже поздний час, когда гости засобирались в обратный путь. Винтерлих откланялся и приказал своему кучеру быстро ехать в Ростоки, где он намеревался переночевать. А дядюшка Карол все еще с тростью в руке беспомощно топтался в горнице.

— Ну вот, он снова боится один возвращаться домой! — насмешливо воскликнул Менев.

— А как далеко идти? — полюбопытствовала Зиновия.

— Пятнадцать минут.

Она лукаво улыбнулась, сделала знак Наталье и незаметно покинула комнату.

— Да что со мной, в сущности, может случиться? — принялся теперь сам себя успокаивать дядюшка Карол. — Здесь же нет ни разбойников, ни волков, а, кроме

того, при мне моя собака; однако я опасаюсь, что уже изрядно похолодало, и потому, пожалуй, выпил бы еще чашку чая.

— Ты его сейчас получишь.

Подали чай. Карол пил очень медленно, но чай в конце концов кончился, и дядюшке пришлось-таки покинуть Михайловку. У ворот он остановился и внимательно осмотрелся по сторонам; тут-то к нему и приблизилась из темноты какая-то фигура.

— Кто здесь? — озадаченно спросил он.

— Я, — ответил звонкий голос.

— Зиновия, ты?

— Да, я хочу тебя проводить.

— А ты не боишься?

— Кого? Пусть лучше боятся меня. — И действительно, в высоких мужских сапогах, коротком черном полушубке и маленькой казачьей папахе Зиновия выглядела весьма молодцевато и ухарски.

— Пойдем!

Она взяла его под руку, и они храбро зашагали по дороге. Каждый предмет совершенно отчетливо виделся на расстоянии ста шагов, поскольку на небе не было ни облачка, а звезды горели так ярко, будто их основательно вычистили, сняв большими щипцами нагар. Наша пара благополучно добралась до Хорпыня, однако здесь собака внезапно насторожилась и враждебно залаяла. Тотчас из придорожной канавы поднялся дикого вида бродяга и принялся угрожающе размахивать дубиной.

— Вы чего это мне мешаете? Даже ночью от вас нет покоя, вы мне за это заплатите.

— Ступай-ка лучше своей дорогой, приятель, — дрогнувшим голосом предложил Карол.

— Что? Это я должен уступить? Ну, это мы сейчас посмотрим!

Бродяга разразился гомерическим хохотом и, нетвердо ступая, двинулся на обоих.

— Малый выпимши, — презрительно обронила Зиновия.

— Такие самые опасные, — пробормотал Карол.

Но Зиновия пропустила мимо ушей его предостережение, вырвала трость у него из рук и встала в боевую позицию.

— Ну давай, подходи, хмырь болотный! — повелительно бросила она босяку, и, когда тот в кураже хотел было кинуться на нее, она одним-единственным ударом уложила его на землю.

— Он мертвый? — опасливо поинтересовался дядюшка Карол.

Зиновия поддала изрядного пинка неподвижно растянувшемуся на земле субъекту.

— Эй, ты еще жив?

— Убили! Убили! — завопил тот во все горло. — На помощь! Спасите!

— Вот видишь, он себя очень хорошо чувствует, — рассмеявшись, констатировала Зиновия.

— Ах! Как же здорово ты действовала в этой схватке, — заметил Карол, когда они зашагали дальше, — мне казалось, я вижу перед собой Ипполиту или Пентесилею.

Зиновия благополучно довела его до самого дома, а затем, закурив папироску, беззаботно и весело пустилась в обратный путь. Когда она добралась до места, где свалила на землю бродягу, того уже и след простыл. Вероятно, он снова устроился отдыхать в какой-нибудь придорожной канаве.

Она без всяких приключений добралась Михайловки, но, когда вошла в дом, ее неожиданно обняла пара крепких рук и кто-то пылко поцеловал в губы.