Знак Единорога. Рука Оберона

Желязны Роджер

И внутри его всплыло искаженное отражение Образа, окруженное мерцающими пятнышками света, крошечными искорками и вспышками, иными изгибами и тропами. Я принял решение, сосредоточил волю…

Краснота и медленное движение. Будто погружаешься в вязкий океан. Сперва – очень медленно. Дрейф, темнота, и все манящие огоньки где-то там, далеко-далеко впереди. Скорость моя потихоньку росла. Вспышки света, неопределимо далеко. Еще быстрее. Насколько – непонятно. Я стал точкой осознанности в неопределенной системе координат. Зная о движении, зная о структуре, к которой я приближался, уже, можно сказать, быстро… Краснота практически исчезла, как и ощущение окружающей среды. Пропало сопротивление. Скорость все нарастала. Все это происходило в одно мгновение, в то же самое мгновение, когда и началось, удивительное ощущение безвременности

всего процесса. Скорость моя, учитывая мою цель, казалась чудовищной. Маленький искаженный лабиринт рос и разворачивался в нечто, смахивающее на трехмерную вариацию Образа. Окутанный вспышками разноцветных огней, он вырастал передо мной, словно галактическая туманность, заблудившаяся во мраке вечной ночи и осиянная ореолом тускло светящейся звездной пыли. Спирали ее были составлены мириадами мерцающих точек. Она расширялась – или я сжимался… Она приближалась ко мне – или я к ней, и мы были совсем близко друг от друга, и вот она заполнила все пространство сверху донизу, оттуда и отсюда, а моя скорость, если она у меня была, все увеличивалась. Сияние охватило меня, овладело мной, и я увидел узкую прямую ленту – начало… Я был слишком близко, и вообще заблудился, так что не мог уже видеть всю структуру целиком, но ее изгибы, ее мерцание, пробегающие по ней волны зарождали сомнения в том, что трех измерений достаточно, чтобы описать испытываемые мной головокружительные ощущения. Теперь в моем сознании сравнение всего этого с галактикой уступило место иной предельной аналогии, субатомному гильбертовому пространству [11] . Впрочем, скорее тут была метафора, порожденная отчаянием. Честно и откровенно: я просто ничего не понимал. Однако во мне зрело ощущение – порожденное то ли Образом, то ли моей собственной интуицией, – что мне необходимо преодолеть и этот лабиринт, чтобы выйти на новый уровень взыскуемого мною могущества.

11

Гильбертово пространство названо в честь немецкого математика Давида Гильберта (1862–1943), одного из основателей функционального анализа. Понятие сугубо математическое.

Я не ошибся. Меня затянуло в круговорот, ни на йоту не замедлив при этом. Я мчался, вращаясь и кувыркаясь, по световым лентам, сквозь бесплотные облака сияния и огня. Ни тени сопротивления, как в Образе снаружи, моего изначального импульса хватило, чтобы протащить меня от начала до конца. Полет на смерче по Млечному Пути? Нырок утопленника сквозь коралловое ущелье? Метания лунатика-воробья над парком аттракционов ночью Четвертого июля [12] ? Вот какие мысли мелькали у меня, пока я летел сквозь это преображенное нечто…

12

Дата празднования Дня Независимости в США. В честь чего, разумеется, по всей стране устраиваются пышные фейерверки.

Наружу… насквозь… через… И все, и в ярко-красной вспышке я вновь стоял в центре Образа и держал кулон, в котором был заключен Образ, в котором был заключен я [13] , все было во мне, и красный свет угасает, и вот его уже нет. Остались только я, кулон и Образ, все по отдельности, и привычная схема отношений «субъект-объект» – только на октаву выше, так, пожалуй, лучше всего описать все это дело. Между нами словно возникла связь, я как бы обрел дополнительное чувство, новое выразительное средство. Удивительное ощущение. Радостное.

13

Нечто вроде авторского самоцитирования, похожий эпизод присутствует в романе «Джек-из-Тени» (1971).

Мне не терпелось проверить их на практике, и я опять сосредоточил волю и отдал Образу приказ перенести меня в другое место.

И оказался в круглой комнате на верху самой высокой башни в Амбере. Пересек комнату и вышел на крошечный балкончик. Контраст оказался потрясающим, почти как те ощущения, которые я только что испытал во время сверхчувственного полета. Несколько долгих мгновений я просто стоял и смотрел.

Море

в переливах. Небо частично заволокло облаками, день клонился к вечеру. Сами облака переливались образами мягкого сияния и грубой тени. Дул береговой бриз, так что запахи моря пока до меня не долетали. Темные птицы парили вдали, пикируя к волнам и стрелой взмывая ввысь. А прямо внизу дворцовые площади и городские террасы утонченными уступами сбегали к подножию Колвира. Людские фигурки на таком расстоянии казались крохотными и ничего не значащими. Мне стало очень одиноко.

И тогда я прикоснулся к рубиновому кулону и призвал грозу.

Глава четвертая

Рэндом и Флора ждали в моих покоях. Взгляд Рэндома первым делом метнулся к кулону у меня на груди, затем встретился с моим. Я кивнул.

Потом повернулся к Флоре и слегка поклонился.

– Сестрица, – сказал я, – сколько лет, сколько зим…

Вид у Флоры был немного испуганный, вот и прекрасно. Однако она улыбнулась и пожала мою протянутую руку.

– Брат, – промолвила она, – я вижу, ты сдержал слово.

Волосы как бледное золото. Флора подрезала их, но сохранила кудряшки. Я пока не решил, нравится ли мне новая прическа. Волосы у нее были роскошные. А еще синие глаза и гора тщеславия, с которой все должно было выглядеть в ее любимой перспективе. Временами казалось, что она дура набитая, но иногда я в этом изрядно сомневался.

– Ты уж извини, что так пялюсь, – сказал я, – но при прошлой нашей встрече я тебя видеть не мог.

– Я счастлива, что эта ситуация исправилась, – отозвалась Флора. – Было просто… Сам понимаешь, я тут ничего не могла поделать.

– Понимаю, – согласился я, вспоминая ее случайно услышанный смех по другую сторону тьмы в одну из годовщин некоего события. – Понимаю.

Я отошел к окну и распахнул его, зная, что дождь внутрь не попадет. Обожаю запах грозы.

– Рэндом, – спросил я, не оборачиваясь, – удалось разузнать что-нибудь интересное насчет возможного почтальона?

– Пока нет, – ответил Рэндом. – Я навел кое-какие справки. Похоже, никто не видел никого в то время в том месте.

– Ясно, – сказал я. – Спасибо. Позже, наверное, еще увидимся.

– Ладно, – проговорил он. – Я тогда весь вечер у себя.

Я кивнул, обернулся, прислонился к створке окна и пристально посмотрел на Флору. Рэндом тихо прикрыл за собой дверь. С полминуты я молчал и слушал шум дождя.

– Что ты собираешься со мной делать? – не выдержала Флора.

– Делать?..

– В твоей позиции удобно собирать старые долги. Полагаю, так ты сейчас и поступишь.

– Может быть, – ответствовал я. – Как правило, многое зависит от многого другого. И наш случай не исключение.

– Ты о чем?

– Дай мне то, что я хочу, а там поглядим. Я ведь иногда бываю хорошим парнем.

– И чего ты хочешь?

– Правды, Флора. Начнем с нее. Как ты оказалась той, кто присматривал за мной в Тени Земля. Все ключевые детали. Как все устроили? Что выяснили? Все досконально.

Флора вздохнула.

– Это началось… – проговорила она. – Да… Дело было в Париже, на вечеринке у некоего мсье Фуко [14] , года за три до начала Большого террора…

14

Судя по времени событий, речь о нормандской ветви семейства Фуко, а помянутая персона – Рене-Жак де Фуко или, возможно, один из его сыновей – Жан-Жак-Люк-Эдмон де Фуко или Жак-Луи-Ив де Фуко, оба как раз в тот период состояли в гвардии Людовика XVI, а отец был гвардейцем в отставке.

– Стоп! – оборвал я Флору. – Что ты там делала?

– Я прожила в той Тени лет пять по местному календарю, – сказала она. – Путешествовала, искала чего-нибудь новенького, соответствующего моим интересам. А оказалась я там и тогда точно так же, как все мы находим то, чего хотим: позволила своим желаниям вести меня и следовала инстинктам.

– Интересное совпадение.

– В свете того, сколько времени это заняло, – отнюдь. Учти еще, что все мы весьма много путешествуем. Для меня там был, если хочешь, мой Авалон, мой суррогат Амбера, мой дом вдали от дома. Называй как хочешь, но я попала на ту вечеринку именно в тот октябрьский вечер, и тут входишь ты с той рыжей крошкой – Жаклин, кажется, ее звали.