Знак Истинного Пути
Шрифт:
— Вы, Игорь Сергеевич, что-то путаете, — усмехнулась девушка, отстраняясь. — Что я вам такое обещала? Или, может, мы с вами договор подписывали?
— Ну как же, Илона… — начал было Бобров, и тут лицо его изменилось. Обернувшись в ту сторону, куда он смотрел, Илона увидела стоящую в дверях Аллу Дмитриевну.
— Здравствуйте, Алла Дмитриевна, — улыбнулась она, взяла с подоконника тряпку и стала небрежно водить ею по раме.
Не ответив, та прошла мимо девушки, остановилась напротив мужа и пристально посмотрела на него.
— Аллочка, а ты что сегодня так рано? — удивился
— Случилось? — Тонкий накрашенный рот искривился, и лицо Аллы Дмитриевны приобрело настолько неприятное выражение, что Игорю Сергеевичу, как обычно в подобных случаях, стало очень и очень не по себе. — Ничего не случилось. Сделай мне массаж, я устала, — повелительно бросила она и направилась к выходу.
Бобров нашкодившей собачонкой потрусил за ней, даже не посмотрев на Илону.
Оставшись одна, девушка походила по комнате, рассеянно протирая то шкаф, то полки, полила цветы и остановилась около окна.
— Скучаем? — раздался сзади вкрадчивый голос.
Илона рассмеялась.
— Что нас так насмешило, дорогая моя кудесница тряпки и веника? — Мальчик Жора неслышно подошел сзади и обнял ее.
— Да вы, кобели, — огрызнулась Илона, освобождаясь. — Проходу не даете.
— Кто ж виноват, дорогая моя, что ты у нас такая сексуальная! Просто пройти мимо тебя невозможно.
— А ты и не ходи, сиди в хозяйкиной комнате и делом занимайся.
— А я уже позанимался одним делом, теперь хочу позаниматься другим…
— Жора, иди к черту, я сказала! Не хочу я сейчас!
— Да что на тебя нашло? — разозленный Жора отошел от девушки и плюхнулся на диван. — Пыли, что ли, много скопилось? Или тебя престарелый козлик достал?
Илона огляделась вокруг и покрутила пальцем у виска.
— Ты че, с ума сошел, что ли? — негромко сказала она. — А если тебя услышит кто и хозяйке скажет? Придется ведь другое место искать.
— Вот уж, лапушка моя, не твоя забота. Еще вопрос, кому мадам больше поверит: мне или злобным клеветникам.
Илона нахмурилась, потом на лице ее отразилась какая-то мысль. Она усмехнулась.
— Что, орел, оприходовал хозяйку, что ли? — тихо спросила она, подходя к Жоре, вольготно раскинувшемуся на диване, вплотную. Тот заерзал и отодвинулся. — Ну, говори уж.
— Чего тебе говорить? Я тебе уже все сказал и повторять не буду, — так же тихо отозвался тот. — И вообще, если ты не настроена сегодня, то занимайся своей уборкой.
Он встал и пошел к дверям, но на полпути обернулся и заметил, как бы между прочим:
— Да, кстати, будь так любезна, протри в кабинете пол. Я там сок разлил.
Илона дернулась, словно от пощечины, хотела что-то ответить, но Мальчик Жора уже вышел из гостиной. В воздухе остался запах туалетной воды «Фаренгейт», и Илона вспомнила флакон из-под нее — с темно-красной, почти багровой полосой.
В первое воскресенье марта Наташа решила куда-нибудь выбраться с мужем и Тимофеем, но Эдик воспротивился — семейный ужин никто не отменял. То была одна из традиций семьи Гольц — собираться всем вместе за общим столом,
— Милая, в нашем доме это традиция, — обычно мягкий Эдик был непреклонен. — Мы и так слишком часто последнее время пропускали воскресный семейный ужин, а сходить куда-нибудь с Тимом мы можем и на неделе.
«Это не традиция, — подумала Наташа, — а прямо-таки ритуал, как бы подтверждение: вот, мы все вместе, мы красиво общаемся в красивом доме, и у нас все красиво».
— Когда я был маленький, — неожиданно печально сказал Эдик, — и когда была еще Элина, то за ужином мы все сидели и болтали. А мама рассказывала столько вещей интересных! Я просто дождаться не мог, когда же наконец будет воскресенье. И потом, когда мы уже выросли, все равно собирались. Пока Элина не уехала. Тогда мама некоторое время не могла смотреть на пустой стул, и я, конечно, прекрасно ее понимал. Но потом мы с ней решили возобновить совместные ужины. Ты понимаешь почему?
Наташа кивнула. Она понимала. И еще она понимала, что и в следующее воскресенье никуда не потащит Эдика, а останется на семейном ужине. Для ее мужа он имеет большое значение, а значит, будет иметь и для нее. И для Тима. В конце концов, ему предстоит расти в этом доме.
Ужин удался на славу. Евгения Генриховна была в хорошем настроении и почти обаятельна, Игорь Сергеевич шутил, Эдик поддерживал разговор с Аллой Дмитриевной. Наташа посадила Тима за маленький столик рядом с собой, и он с удовольствием ковырялся вилкой в запеканке, предвкушая пирожное на третье. Он вообще очень быстро привык к вкусностям Ольги Степановны и, едва проснувшись, бежал не к маме с дядей Эдиком, а на кухню.
— Но, Эдуард, согласись, что галерея Кромана вычурна, — говорила, поправляя рыжие волосы, Алла Дмитриевна. — И потом, нельзя так смешивать стили… Я там работала со светом и могу сказать: они рассчитывают на массовую публику, но ошибаются.
— Игорь, передай мне паштет, будь любезен. Наша Ольга Степановна сегодня превзошла саму себя.
— Пожалуй, что так. А знаешь, Женя, как вспомню тот ее отпуск, так меня всего передергивает.
— Почему?
— А ты разве не помнишь, какую дамочку прислало агентство? И как она тридцать дней морила нас тушеной морковью?
— Ну, Игорь, зря ты так, — зазвучал тягучий голос Аллы Дмитриевны. — Морковь ей как раз удавалась на славу.
— Не знаю, не знаю. Я предпочитаю что-нибудь эдакое мясное, да с кровью.
— А вот я морковь тоже не запомнила. Но помню, мне сама женщина не понравилась.
— Мам, я хочу еще соку!
— Не соку, а сока, говори правильно, — поправила Наташа.
— Ну сока…
— Доешь запеканку, будет сок.
— И пирожное.
— Нет, вот пирожного точно не будет. И не убирай салфеточку, ты ей потом губки вытрешь.