Знак королевы вампиров
Шрифт:
— Как я и сказал вам, моя госпожа, у меня мало друзей.
— Теперь я гораздо лучше понимаю, почему.
Пожалуйста, не вините их, моя госпожа.
Почему мы оба должны умереть, если для одного из нас есть возможность жить? Из-за болезни вы сейчас не способны принимать верные решения. Неужели вы не хотите сделать все необходимое, чтобы эта способность к вам вернулась?
Джейкоб снова взял ее руки в свои, переплетя свои пальцы с ее пальцами. Она прижимала руку к себе, не отдергивая ее. Она не отрываясь смотрела на его губы,
Он больше ни минуты не мог терпеть ее ничего не выражающего взгляда, стены молчания в ее разуме. Его терпение лопнуло.
— Черт побери, женщина, ты ведь даже не слушаешь. Ты увидела, что это означает мою смерть, и отказалась. Разве это логично? — Он схватил ее за руки, яростно тряхнул. В ответ ее глаза обожгли его зеленым огнем. Ее все больше захлестывало напряжение, в ней нарастала ярость.
— В течение многих веков ты верила, что смертные существуют только для того, чтобы удовлетворять твои нужды. Так почему, черт тебя возьми, сейчас ты хочешь умереть вместе со мной, когда я готов подарить тебе жизнь?
Потому что не хочу тебя потерять. Стена ее молчания пошатнулась, его захлестнули такие сильные эмоции, что он едва устоял на ногах. Она схватила его за рубашку. Прижав его к стене, всем своим телом она словно говорила, что сейчас остались лишь они двое, и будь прокляты все возможные последствия.
— Потому что я прожила все эти долгие века, и никого никогда не хотела так, как хочу тебя. Не важно, во что верят присутствующие, включая и тебя самого, Джейкоб Грин, но это правда, никакая не иллюзия.
Он не мог оторвать взгляда от ее лица, от выражения страдания на нем, от той любви, которая читалась в ее глазах вместе со страданием.
— Моя госпожа…
— Нет. Нет. — Она неистово затрясла головой, отступая от него, но не отпуская его рубашку. Он провел ладонями по ее ледяным рукам: — Мы уезжаем. Я хочу домой.
Они бы не ушли далеко от этой залы, но ей бесполезно было что-либо доказывать. Когда она повернулась к двойным дверям, Мейсон преградил ей дорогу.
— Не заставляйте меня это делать, леди Лисса, — предупредил он ее.
Она двигалась быстрее, чем ожидал Джейкоб. Он едва мог уследить за ней — схватила Мейсона за лацканы пиджака и отбросила его прочь с дороги. Рванулась к двери. Так же быстро, как и она, двигался и второй вампир: он схватил ее сзади за руки. Она откачнулась от двери, попытавшись стряхнуть его с себя. Ее движения становились все менее контролируемыми и все более хаотичными.
Джейкоб снова опустился на колено, пытаясь удержаться за край стола.
— Мейсон, — прохрипел он, — убери свои…
— У нее снова приступ, — выкрикнула Дебра.
В его крови бушевал огонь. Боль, разламывающая голову, и тошнота, такая сильная, что ему хотелось вывернуться наизнанку. До этого она не давала ему чувствовать свою боль, но теперь
Лисса билась в руках Мейсона, ее трясло, у нее закатились глаза. Когда она дернулась, на нежной коже предплечий появились темные, страшные пятна. Комнату заполнил запах горящей плоти. Члены Совета, резко вздохнув, отпрянули как один человек.
— Давай, сейчас, — приказал Уте Брайану.
Два члена Совета быстро подняли Джейкоба на ноги, хотя его перегнуло пополам и он задыхался от недостатка кислорода. С размаху опустили его на стол для совещаний, держа с двух сторон. Он закричал от боли помимо своей воли.
— Нет.
Голос Лиссы, который еще секунду назад нельзя было разобрать, прокатился по залу, словно удар грома. Таким голосом мог бы говорить демон, явившийся из ада. Мейсон все еще крепко ее держал, ее ноги почти не касались пола. Ее волосы растрепались, из уголка рта стекала кровь, она, скорее всего, сама поранила себя клыками.
— Отпусти меня, — зашипела она на Мейсона, обжигая его красным огненным взглядом. — Вы добились того, чего хотели. Это случится, мое желание значения не имеет, поэтому отпустите меня и позвольте мне быть рядом с ним. Сейчас же.
Мейсон осторожно подчинился, держась между ней и дверью. Быстрая, как змея, и такая же смертоносная, она подскочила к нему, едва он ее отпустил, и впилась ногтями ему в лицо. Он поймал ее за запястье, сам полный ярости. Затем резко отпустил ее, испугавшись того, насколько тонкую кожу он почувствовал под пальцами. Как только он убрал руку, кожа начала чернеть и отваливаться пластами, словно его касание усилило процесс распада в этом месте. Хотя ее лицо перекосила внезапная гримаса боли, она не позволила ей завладеть ее лицом больше чем на одно мгновение.
— Сукин ты сын, — сказала она тихо.
Глаза Мейсона отливали золотом.
— Если сыворотка подействует и вылечит вас, вы сможете отказаться от жизни, если захотите. Но это будет ваш выбор, так, как принято у нас. Не так, как у людей, которым постоянно приходится помнить о неизбежности собственной смерти. Я не позволю вам умереть, не выяснив, правда ли это ваше желание, а не влияние болезни.
— Если он умрет, ничего не будет иметь значения. Ничего.
— Это не убедит собравшихся в том, что мои суждения несостоятельны, и если бы вы были в здравом рассудке, вы бы это знали.
— Ты не понимаешь.
— Правда? — В этот раз в его голосе прозвучал гнев, такая острая горечь, что об нее можно было порезаться.
— Он всю свою жизнь поступал в соответствии с правилами чести, — сказала она тихим страшным голосом. — Хотя он решил все принести мне в жертву, вы обращаетесь с ним как с трусом. Уберите от него руки. Если вы этого не сделаете, я клянусь, что, если выживу, я вас своими руками поджарю.
19