Знак Лукавого
Шрифт:
— Он не прикидывается, — холодно заметил Ольгред и закинул ногу на ногу. — По крайней мере, мне так кажется. Я такие вещи чую за версту. До сих пор не промахивался. Вот что…
Он легко поднялся на ноги, обогнул директорский стол и быстро подошел ко мне.
— Покажи-ка руку, Сергей.
Я молча подчинился его приказу. Дуппель вытащил что-то из ящика бокового стола и торопливо подошел к нам.
Олег-Ольгред рассматривал Лик Лукавого и так и этак. Дуппель протянул ему здоровенную лупу в начищенной медной оправе — ее-то он и вытащил из стола. Ольгред взял этот инструмент и принялся рассматривать Лик, то поворачивая мою руку к свету, то растягивая кожу пальцами. Я поморщился,
— Ничего не понимаю, — сказал наконец Ольгред. — Все в полном ажуре. О совпадении тут и говорить нечего.
Он задумчиво уставился на меня — так озадаченно смотрит механик в гараже на мотор, который он только что перебрал по винтикам, промыл, смазал и заправил горючим. И который тем не менее — хоть ты тресни, хоть разбейся! — не фурычит.
— Остается предположить одно, — задумчиво произнес он.
Судя по наступившему многозначительному молчанию, Дуппель понял его без слов.
Только я по-прежнему не понимал ровным счетом ничего. Разумеется, за последние час-полтора я мог бы уже свыкнуться с таким состоянием, но в данном случае дело усугублялось зловещим молчанием и понимающим переглядыванием похитителей. Я начал казаться самому себе особо заразным больным, представшим перед консилиумом медиков, которые явились, чтобы без особых сантиментов сообщить клиенту, что сейчас самое время приступить к составлению завещания. А может быть, даже к немедленной кремации заживо.
— Заклятие, — первым нарушил молчание Дуппель. — Первый раз вижу своими глазами. Слышать приходилось много, а вот так…
— Но ничего другого не напрашивается, — вздохнул Ольгред. — Будем работать, исходя из этого.
Он повернулся и подошел к бару. Вернулся с бутылкой «Тичерс» и тремя стаканами. В стаканах позвякивал лед.
«Здорово они работать собрались», — подумал я.
Ольгред плеснул понемногу себе и Дуппелю и от души — мне. Наконец-то он уставился на меня, а не на злосчастную татуировку. Смотрел сочувственно и даже с толикой какого-то уважения.
— Глотни, Сережа, — сказал он ласково, протягивая мне стакан. — Ты извини, что мы тебя так вот… — Последовал неопределенный жест. — Понимаешь, с одной стороны, дело серьезное, а с другой… Мы думали, что ты в курсе дела и просто, как говорится, шлангом прикидываешься… А тут… Ты, оказывается, всерьез ничего не понимаешь. Так что нам с тобой предстоит поработать… Во всем разобраться… Да ты не бойся. Ничего никто тебе не сделает. Ты давай, — он кивнул на стакан, — расслабься немного…
Я машинально взял виски, но решил не спешить с выполнением полученных ценных указаний.
— Это у вас так принято — после первой не закусывать? — спросил я, сосредоточиваясь на побалтывании кубиков льда в янтарном пойле.
— В самом деле, — самокритично заметил Ольгред и, наигранно нахмурившись, глянул на Дуппеля.
Тот поправил воротник и отправился копаться в холодильнике. Я продолжал развивать инициативу:
— Я, знаете, больше не выпить хочу, а отлить… Вы не собираетесь разрешить мне поссать?
— Ну грубость-то зачем? — укоризненно заметил Дуппель, приближаясь с банкой шпрот, разовыми пластиковыми вилочками и консервным ножом в руках. — «Поссать, поссать»… — передразнил он меня. — Хочешь по-малому — вон в ту дверь. Там — вторая дверь направо по коридору. Не заблудись. И веди себя правильно.
Он достал из-под мундира мобильник и распорядился:
— Ребята, сейчас к вам чудик один придет. Да, именно «до ветру». Присмотрите, чтобы не заблукал… Лады.
Дуппель вежливым жестом
Смею вас заверить, что справлять малую нужду под присмотром пары наряженных в бронежилеты вооруженных мордоворотов — занятие, вовсе не приносящее желанного облегчения. Думаю, что и большую — тоже. Когда я вернулся в кабинет, оба моих новообретенных знакомых, нещадно смоля Дуппелева «Волка», уже восседали в креслах вокруг журнального столика, украшенного теперь уже сильно опустошенной бутылью виски, полупустой коробкой шпрот и — на отдельном блюдце — нарезанным тоньше тонкого лимоном. Еще на столе лежала этакая тоненькая папочка-скоросшиватель.
— У тебя, Сергей, не мочевой пузырь, а прямо-таки нефтеналивной танкер, — заметил Дуппель, посасывая остатки лимонной дольки. — Судя по затраченному времени.
— В следующий раз тебя с собой возьму, — раздраженно отозвался я.
— Ну вот — опять ты грубишь, — мученически морщась, констатировал Дуппель. — Напрасно ты это, Сережа…
— Это я — то грублю! — возмутился я. — Вы тут уголовщиной занимаетесь, а я вам слова не скажи! Мало того, что меня насильно затащили и здесь насильно заперли, так вы же еще мне братишку до смерти испугали! И вообще — что вам от меня надо?! Что мы тут собрались: бутылочку на троих раздавить и побазарить малость, только и всего? Что вы ко мне с родинкой этой пристигались?! Ну не родинка это, ну татуировка, ну и что?! Знак, что ли, это масонский или как?
И Ольгред, и Дуппель одновременно весело уставились на меня. Похоже, я их основательно рассмешил.
— Татуировочка, значит… — усмехнулся Ольгред. — Ну-ну… Ты давай садись, — кивнул он на недавно покинутое мною кресло. — Прими стопаря, пригаси эмоции и поговорим толком…
— Нет бы с этого и начать, — буркнул я и осушил оставленный для меня стакан. (Помирать — так с музыкой…) — И еще — можно бы было начать с того, чтобы познакомиться… Представиться, кто такие.
Ольгред благодушно откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать, как тают остатки льда на дне его стакана. Я, стараясь не скривить физиономию, закусывал лимоном.
— Представиться, говоришь? — осведомился он. — Это несложно. Будем знакомы — капитан Ольгред к твоим услугам. И Советник Дуппельмейер…
— Сергеев, — мрачно ответствовал я. — Сергей Сергеич. Можете смеяться… А вас самих, кстати, как по фамилии-отчеству? И какого флота ты капитан, а ты кому советник?
Капитан и Советник вяло рассмеялись.
— У нас без фамилий. И без отчеств. Настоящее имя у человека одно. И у тебя тоже одно. Только тебя заставили забыть.
— До встречи с вами, господа хорошие, — возразил я, — никто и ничего не заставлял меня делать… разве что в детстве — на горшок проситься…
— А вот это уже, прости, твоя иллюзия, Сережа, — улыбнулся Ольгред. — Ты в армии не в тех частях служил, где народ дурака валяет… В других, в других, Сереженька. — Он похлопал по лежащей на столе папочке. — Да и потом — недавно совсем — кто-то что-то тебя заставил сделать. Например, забыть кое-что важное. Ты и забыл. Вижу — честно забыл. Придется вспоминать. Вместе. Но давай по порядку.
Он плеснул мне в стакан все оставшееся в бутылке виски.
— Давай расскажи-ка ты нам, друг Сережа, про себя малость. И про родинку эту твою, или, как ты говоришь, татуировочку. Когда, где она у тебя завелась-появилась. Как ты себя при этом чувствовал. И что ты об этом обо всем думаешь… Только без брехни, пожалуйста, без лажи. У нас тут, — он постучал согнутым пальцем по все той же смирно лежавшей в стороне папочке, — на промокашке весь ты есть. Со всеми потрохами. Так что глотай, — он кивнул на стакан, — закуси и поехали.